Сергей Шведов - Поверженный Рим

Константин, лишь совсем недавно перешагнувший рубеж сорокалетия, обладал представительной внешностью. Он был довольно высокого для римлянина роста, темноволос и кареглаз. Женщины не обделяли префекта Испании своим вниманием, шла ли речь о знатных матронах или простых поселянках. Легионеры ценили его за бесспорный полководческих дар и хорошее обращение. Не раз и не два сиятельный Константин выплачивал солдатам жалование из своего кармана, когда забывчивый Рим медлил с расчетом. Не приходилось сомневаться, что эта масса людей, набранных из разных племен и спаянных дисциплиной, с охотою назовет своего военачальника императором, что бы по этому поводу ни думали божественные Гонорий и Аркадий. Конечно, Константину хотелось соблюсти приличия и по отношению к сыновьям Феодосия Великого, и по отношению к сенату. В конце концов, он был римским патрикием, а не безродным выскочкой вроде Стилихона.

Впрочем, спор с сыном руга Меровлада ему, видимо, придется отложить, ибо сейчас на его пути встали вандалы Гусирекса. Дозорные уже доложили префекту о приближении варваров. По их словам, количество телег, пылящих по старой римской дороге, не поддавалось исчислению. Но Константина, уже получившего исчерпывающую информацию от Себастиана, обилие варваров не смутило.

– Вандалы тащат за собой женщин и детей, – пояснил он своим комитам и трибунам. – А их боевые порядки не насчитывают и сорока тысяч. Мы разгромим вандалов на голову, а их семьи продадим в рабство, чем навсегда отобьем охоту у варваров соваться в земли империи.

Легионеры привычно выстроились в фалангу. Клибонарии расположились на флангах. Все было как всегда. Сиятельный Константин не собирался напрягать мозги для того, чтобы одолеть варваров. Римская тактика отрабатывалась столетиями и неизменно давала хороший результат. Среди комитов, трибунов и простых легионеров царило оживление. Многим из них, выросшим либо в Испании, либо в африканских провинциях, предстояло впервые столкнуться с северными варварами, о которых в империи ходило много противоречивых слухов. Впрочем, никто – ни в рядах легионеров, ни в рядах клибонариев, ни тем более в свите сиятельного Константина – не сомневался в победе римского оружия.

Исключением был разве что комит Себастиан, расположившийся по правую руку от префекта. Сподвижник магистра Иовия без конца теребил поводья коня и ерзал в седле, отвлекая внимание Константина от интересного зрелища, которое разворачивалось на обширном поле. С вершины холма было очень хорошо видно, как варвары выстраиваются в ряды и ощетиниваются длинными копьями. Впрочем, по мнению сиятельного Константина, фаланга у вандалов получилась довольно хилой. Он рассчитывал опрокинуть ее одним мощным ударом пехоты. А клибонарии в это время должны были связать конницу варваров на флангах.

– Конницы у твоего Гусирекса маловато, – насмешливо покосился на комита Себастиана сиятельный Константин.

– Вандалы горазды на хитрости, – отозвался Себастиана, тревожно оглядываясь на гвардейцев, составлявших охрану префекта и являвшихся одновременно его последним резервом.

Сиятельный Константин собирался сам возглавить решительную атаку, если в этом, конечно, возникнет необходимость. Пока что римляне уверенно справлялись со своей задачей. Пехота проломила фалангу варваров, и та стала распадаться на несколько частей. И хотя вандалы умело перестраивались в каре, не приходилось сомневаться, что легионеры сумеют взломать их ряды.

– Дай сигнал к отступлению, префект! – неожиданно воскликнул высокородный Себастиан, чем поверг в изумление не только сиятельного Константина, но и всю его свиту.

– Ты в своем уме, комит?! – рассердился на посланца Иовия префект Испании.

– Если твоя фаланга распадется на части, нам конец, – крикнул побуревший от гнева Себастиан.

Римская фаланга действительно распадалась, легионеры, окрыленные наметившимся успехом, теряли плечо друг друга, ряды смешивались и выгибались дугой. Но ведь по-иному и быть не могло, ввиду слабости неприятеля. Странно только, что столь опытный военачальник, как комит Себастиан, не понимал столь очевидной вещи.

– Конница! – с болью выдохнул посланец Иовия и ткнул пальцем в ближайший лес. Появление конных варваров в месте, где их никто не ждал, явилось полной неожиданностью для сиятельного Константина. Вандалы атаковали потерявших строй легионеров и смяли их прежде, чем префект Испании осознал весь ужас надвигающейся катастрофы. Клибонарии попытались пробиться к пехоте, но на их пути вставали заслоны пеших варваров, ощетинившихся копьями. Константин слишком поздно приказал трубить отступление. Пешим легионам так и не суждено было разомкнуть железное кольцо вандалов. Зато клибонариям удалось оторваться от конницы варваров и присоединиться к гвардейцам Константина, поспешно отступающим с поля проигранной битвы.

Префект Испании пришел в себя только в двадцати милях от Толозы. Столь значительное расстояние его кавалерия проделала в рекордно короткий срок, но вряд ли таким достижением можно было гордиться. Из десяти тысяч клибонариев уцелело чуть больше половины, а о пехотинцах никто уже не вспоминал. Те, кто не пал на поле брани, наверняка сдались на милость торжествующего победителя.

– Но это просто невероятно! – только и сумел вымолвить потрясенный Константин, растерянно оглядываясь на Себастиана.

– Мы потеряли южную Галлию и Испанию, – спокойно сказал комит. – Остается потерять Италию и Рим.

По приказу Гонория сиятельный Константин был взят под стражу в Медиолане агентами высокородного Перразия. Сам Перразий, почтенный семидесятипятилетний старец, торжественно вручил незадачливому полководцу пергамент, подписанный самим императором.

– Ты обвиняешься в попытке поднять мятеж против божественного Гонория, сиятельный Константин, – сказал Перразий. – Мне приказано доставить тебя в Ровену и передать из рук в руки магистру Олимпию.

– Но я не собирался смещать Гонория, – возмутился Константин. – Наоборот. Если меня и можно в чем-то обвинить, так это в противостоянии бессовестным притязаниям префекта Стилихона. Это он погубил мои легионы, натравив на меня варваров Гусирекса.

– Об этом ты расскажешь императору, сиятельный Константин, – пожал плечами комит агентов, – если, конечно, божественный Гонорий захочет тебя слушать. Со своей стороны я могу дать тебе только один совет – никогда не упоминай при императоре имя его сестры.