Сергей Шведов - Поверженный Рим

От такого совета Константин потерял дар речи. Он растерянно обернулся к комиту Себастиану, но тот лишь развел руками.

– Высокородный Себастиан доставит тебя в Ровену, Константин, – распорядился Перразий. – Магистр Иовий просил меня об этом, и я не счел возможным ему отказать.

После упоминания имени старого друга вконец растерявшийся префект слегка приободрился. Надо полагать, Иовий не даст казнить ни в чем не повинного человека, ставшего жертвой происков коварного Стилихона.

– Меня закуют в железо? – спросил Константин у высокородного Себастиана, в мгновение ока превратившегося из любезного спутника в мрачного тюремщика.

– В этом нет никакой необходимости, – спокойно отозвался комит. – Еще далеко не все потеряно, префект, ни для тебя, ни для меня.

– Почему ты так уверен в этом? – насторожился Константин.

– В противном случае Перразий передал бы тебя в руки Стилихона, а не Олимпия. У комита агентов тончайший нюх, позволивший ему в течение полусотни лет быть чиновником свиты по меньшей мере пяти императоров.

На протяжении всего пути от Медиолана до Ровены Себастиан посвящал Константина во все интриги, плетущиеся вокруг Гонория. Нельзя сказать, что префект Испании был новичком в политике, но большую часть своей жизни он все-таки провел на окраинах империи и теперь усердно впитывал сведения, которые могли помочь ему если и не взлететь к вершинам власти, то хотя бы сохранить жизнь. Вдруг выяснилось, что главной виной Константина было вовсе не поражение от вандалов, а сватовство к Галле Плацидии. Именно это сватовство повергло в ярость Гонория и послужило причиной опалы и ареста даровитого чиновника империи.

– Так ты считаешь, что император ненавидит Стилихона? – прямо спросил у Себастиана Константин.

– В этом у меня нет никаких сомнений, – кивнул головой комит. – Но божественному Гонорию нужен человек, который мог бы заменить сына руга на многотрудном посту префекта Италии.

– А как же сиятельный Иовий?

– Магистр пехоты не пользуется доверием императора в силу многих причин, – вздохнул Себастиан. – И против его возвышения интригуют самые близкие к Гонорию люди – комит финансов Феон и магистр двора Олимпий. Последний особенно опасен в силу своей близости к императору.

Из рассказов Себастиана Константин уяснил самое важное для себя – в нем нуждаются. У него есть отличный шанс стать именно той фигурой, которая устроит и магистра пехоты Иовия, и комита финансов Феона, и магистра двора Олимпия. А что касается поражения под Толозой, то он далеко не первый римский полководец, проигравший сражение варварам. Рано или поздно великий Рим вернет и Галлию, и Испанию. Сейчас для божественного Гонория и его ближайшего окружения куда важнее вырвать власть из рук всесильного Стилихона, а все остальное приложится. Придя к столь спасительной мысли, сиятельный Константин уже без страха и сомнений ступил в распахнутые ему навстречу ворота Ровены, мощной крепости, способной выдержать любую осаду.

Магистр Олимпий произвел на сиятельного Константина очень хорошее впечатление. В первую очередь тем, что за время разговора ни разу не упрекнул префекта Испании за бездарно проигранное сражение. Более того, он сразу же дал понять Константину, что считает виновником всех бед, обрушившихся как на империю, так и на ее чиновников, именно префекта Стилихона, который использовал полчища варваров для того, чтобы свести счеты со своими оппонентами.

– Если так пойдет и дальше, то великий Рим останется без провинций, все они отойдут к варварам за услуги, оказанные Стилихону.

– Божественный Гонорий должен сказать свое веское слово, – посоветовал Константин магистру. – Я же со своей стороны готов служить императору в любом качестве, даже простым легионером.

– Мне нравится твоя самоотверженность, сиятельный Константин, – ласково улыбнулся гостю Олимпий. – Будем надеяться, что божественный Гонорий тоже ее оценит.

Последняя фраза прозвучала куда менее уверенно, чем первая, что не могло не насторожить Константина. Каким бы влиянием на императора ни обладал временщик Олимпий, подписи под указами ставил все-таки Гонорий, отличавшийся, по слухам, вздорным и непостоянным нравом.

– Я, кажется, сам того не желая, задел чувства императора? – осторожно спросил магистра опальный префект.

Олимпий развел руками и вздохнул, подтверждая тем самым, что обида Гонория на Константина – это не выдумка комита Себастиана и с ней придется считаться.

– А я ведь всего лишь хотел помочь детям своего благодетеля, божественного Феодосия, выпутаться из сложной ситуации. Согласись, сиятельный Олимпий, дочь императора не может вечно оставаться незамужней. Рано или поздно Гонорию придется дать согласие на ее брак, дабы пресечь пересуды.

– Брак с кем? – нахмурился Олимпий.

– С верным человеком, – подсказал Константин.

– Уж не себя ли ты имеешь в виду?! – рассердился магистр двора и вскинул на непрошенного советчика полные ярости глаза.

– В создавшейся ситуации это было бы глупым решением, – печально вздохнул Константин. – Я тебя имею в виду, сиятельный Олимпий.

– Меня?! – ахнул магистр и едва не опрокинулся в кресло, стоящее поблизости от его седалища.

Надо признать, что Олимпий устроился в суровой и неприступной Ровене с большими удобствами. Комната, в которой он принимал опального префекта, буквально сияла от позолоты. А статуй здесь стояло столько, что среди них впору было заблудиться. Статуи подобрались разные: из бронзы, из камня, из гипса. Но изображали они только одного человека – божественного императора Гонория, как одетого, так и обнаженного, подобно языческому богу. Сиятельный Константин усомнился, что в этом обширном зале, с его кричащей языческой роскошью, нашлось бы место распятью. И его действительно здесь не было. Что, наверное, показалось бы странным человеку неосведомленному, полагающему, что он находится в гостях у христианина. К счастью, Константин уже получил необходимую информацию из верных рук и отлично знал, какие отношения связывают императора и магистра двора. Скорее всего, их интимные встречи, не предназначенные для посторонних глаз, происходят именно здесь, в этом зале, доверху набитом изящными, но бесполезными погремушками.

– Я, разумеется, не верю в слухи, порочащие сестру божественного Гонория, – продолжал, понизив голос, Константин. – Однако пора уже определить статус ее сына. Ведь у императора нет наследников. Конечно, он может назвать таковым одного из сыновей божественного Аркадия, но это поставит Рим в зависимость от Константинополя, что, конечно же, не может устроить ни сенат, ни нас с тобой, сиятельный Олимпий.