Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

— Простите. Что вам угодно? Папа, это твой знакомый?

Но Боженко тянул его уже за руку через порог, из квартиры на площадку.

— Слушай, Мирослав…

— Меня зовут Ростислав!

— Не важно! Потом разберемся. Бери шапку — пойдешь со мной!

— Позвольте! Я ничего не понимаю…

— Потом поймешь. Нет времени рассусоливать. По дороге скажу. Понимаешь, дружок истекает кровью, твой папаша спешит туда!.. А мы с тобой…

Ростислав высвободился на цепких пальцев Боженко и отодвинулся в сторону:

— Папа! — Он пошел за отцом, спустившимся уже этажом ниже. — Объясните, в чем дело?

— Гервасий! — закричал Боженко. — Да скажи ты своему отпрыску, что я не контрразведчик какой–нибудь и не пришел тащить его и тюрьму, пускай не опасается меня!

Гервасий Аникеевич ответил не останавливаясь:

— Бегом, Василек! Я спешу! И я не понимаю, чего тебе нужно от моего сына?

Боженко забежал спереди по ступенькам и даже умоляюще сложил руки на груди перед доктором Драгомирецким:

— Да я же тебе говорил еще в прошлый раз: дорогу ему укажу! Вот как раз сейчас и скажу, куда ему нужно идти!

Доктор Драгомирецкий сердито пожал плечами: там человек истекает кровью его нужно спасать, вырвать из объятий смерти, и он должен быть на своем посту, а тут его задерживают!.. Все трое они уже вышли из дому к обрыву.

— Говори, Василек, толком и, пожалуйста, поскорее: я спешу!

Доктор Драгомирецкий держал свой медицинский чемоданчик в одной руке, в другой — пузырек с кальцием–хлорати; при кровотечении из легких его нужно принимать три раза в день по столовой ложке. Какое счастье, что лекарства оказались дома, под рукой!.. Они на миг остановились у самого обрыва. Тропинка извивалась вниз, на Собачью тропу, и сразу от Собачьей другая бежала вверх, вдоль ограды парка Александровской больницы: там, в садике в приземистой халупе, и проживал сейчас Андрей Иванов. Не те годы были у Гервасия Аникеевича, чтобы мотаться по крутым тропинкам, по ведь случай опасный, нужна скорая помощь — и за две–три минуты можно успеть!.. — Гервасий Аникеевич попытался проскользнуть под рукой Боженко.

Но Боженко был уже начеку, преградил дорогу и выпалил сразу:

— Поднимаем же восстание против буржуазии и этой суки Керенского! Словом — как в Петрограде: мир — хижинам, война — дворцам! Понятно?.. Хлопцы у нас — во! Солдаты, матросы, Красная гвардия! Вот только офицера нет. Понимаешь, Ростислав. Некому наладить всякую там дислокацию, тактику и стратегию. Но и командование — по уставу полевой службы. Понятно? Ты, браток, честный хлопец: против войны, против этих продажных душ, словом — патриот и дезертир! Прими командование, помоги трудовому народу! Понятно? Бежим… в царский дворец, а твой папаша тем временем смотается к нашему дружку, подлечит его. Пошли!

Ростислав смотрел на Боженко, губы его были плотно сжаты. Он уже все понял: сторожить на огородик под Ворзелем больше не придется — картошка и капуста уже убраны. Да к тому же неужто век коротать в дезертирах прячась от контрразведки и собственной совести? Ростислав несколько дней тому назад пробрался тайком в город и теперь отсиживался в отцовской квартире. Но ведь юнкера и «ударники» уже устраивали облавы по домам. Куда же деваться? И надо же было делать что–то настоящее, важное — такое, чтобы и от собственной совести не прятаться. Но этот неизвестный дядька с взлохмаченной бородой предлагает ему… идти командовать большевиками… Большевики Ростиславу были не по душе: развалили армию во время войны! С другой стороны, большевистское восстание в Петрограде свергло власть презренных фигляров, лжепатриотов, спекулянтов из Временного правительства. Это Ростиславу было по сердцу.

Доктора Драгомирецкого слова Боженко взорвали:

— Ты предлагаешь моему сыну стать еще и бунтовщиком! Это… это… Да ты сим понимаешь, что говоришь?

— Говорю то, что ты слышал! — уже злобно огрызнулся Боженко. — Идти с народом и бить контру! Понятно?

Гервасий Аникеевич взмахнул руками с чемоданчиком и пузырьком:

— Против порядка и законности! С путчистами и якобинцами! С…

Доктор хотел еще что–то крикнуть — более страшное, чем путчисты и якобинцы, но в этот момент налетел порыв холодного ветра, заморосил дождик — и Гервасий Аникеевич закашлялся. Он, конечно, презирал всех этих полишенелей Керенских, наполеончиков Корниловых и всю камарилью Временного правительства и жаждал порядка и спокойствия, но не мог согласиться и с тем, чтобы сын его пошел с этими головорезами, о которых говорят, что они немецкие шпионы!

— Ленин приехал в запломбированном вагоне! — завопил он, наконец откашлявшись.

— Ах ты… фармакопей! — вспыхнул Боженко. — Болтаешь, как перекупка на базаре!

— Мой сын не может быть изменником отечества!

— Потому–то я и зову его идти против изменников отечества! Темный ты человек, хотя и доктор медицины!

— Я ни доктор медицины. Я просто врач!

— Не врач ты, и не фершал, и не санитар! Вроде — шлёндра из «сестровоза» земского союза!

Доктор Драгомирецкий от возмущения не сумел даже обидеться, только снова закашлялся: таких слов в свой адрес он еще никогда в жизни ни от кого не слышал.

Ростислав стоял между ними и смотрел себе под ноги. Нужно решать. И решить — Ростислав понимал это — на всю жизнь. Месяцами думал и гадал он, как же быть меж двух сил, а решать нужно сразу, за одну минуту.

К Гервасию Аникеевичу тем временем возвратился дар речи, он провозгласил патетически:

— Мой сын… ушел от кровопролития, а ты зовешь его снова лить кровь…

— Что же, — хмуро сказал Боженко, — когда нужно будет, то и прольем… Буржуйскую прольем и своей не пожалеем…

— И после этого вы осмеливаетесь звать меня спасать вашего товарища, истекающего кровью…

Это было сказано неосмотрительно, и Боженко разъярился.

— Не нужно! — завопил он. — Не зовем! — Он ухватился за чемоданчик с медикаментами и начал вырывать его из рук Гервасия Аникеевича. — Не пойдешь спасать его! Пускай утопнет в крови — так в своей собственной! Без тебя обойдемся! Погибнем, но в твоей милости не нуждаемся!

— Пусти!

— Не пущу! Беги к своему Алексашке–адъютанту: пускай насылает на нас контрразведку! Беги! Доноси!

— Как ты смеешь! Отдай чемодан! Хулиган!

— Папа! Успокойся!.. Товарищ… оставьте, пожалуйста!

Потом Ростислав угрюмо бросил отцу:

— Папа, я иду…

— Куда? — не понял доктор Драгомирецкий. Он задыхался и через силу набирал воздух в легкие. — Куда идешь?

— Туда… — Ростислав не знал, как сказать, — с этим человеком.

— Молодец! Пошли, Ростислав!

— Прокляну!

— Успокойся, папа. Так нужно. Так будет правильно. Человек не может, не должен быть меж двух сил! — с мукой почти крикнул он. — Или вы хотите, чтобы обе нас раздавили?.. Идите к вашему больному поскорее!.. А я пойду…