Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

И вообще, впереди была еще война. Надо было еще победить Германию, которая считала себя… основным претендентом и на украинский хлеб и сахар, и на украинский уголь и металл, а также на украинские железные дороги. Да и на всю Украину в целом.

Сиренево–оранжевый туман над Парижем сгустился — спускались сумерки. Бульвары окутала лиловая дымка — город укрылся пепельной пеленой мглы: совсем сезанновский пейзаж. Но ожерелья огней над площадями и проспектами столицы Старого Света не вспыхнули: война, затемнение, опасность налетов немецких цеппелинов.

В синем кабинете на Кэ д’Орсэ стало сумрачно.

Только в камине шипел и потрескивал рурский — тоже еще не выяснено: французский или немецкий — антрацит.

2

В двадцатом веке невозможно было бы, конечно, поддерживать международные связи, если б современная наука не обогатилась такими чудесами технического гения в области коммуникаций, как каблопроводы через океаны или искровое радио на суше и на море.

Правда, сейчас пылала, мировая война. — и это значительно ограничивало возможность использования технических шедевров. Трансокеанские каблопроводы не действовали — в результате растущей боевой активности субмарин. Трансконтинентальный кабель Англо–Индийской компании пролегал через территории воюющих держав и потому был поврежден. Искровое радио для межгосударственных связей стало непригодно, ибо разведки вражеских армий научились виртуозно расшифровывать коды противника. А обыкновенный проволочный телеграф действовал лишь в пределах одной страны. Так что для выполнения своих обширных планов дипломатам приходилось прибегать к иным путям: в условиях войны они известны лишь разведкам и контрразведкам.

Впрочем, в пределах одной страны вполне пригодным для использования оставалось остроумное изобретение Бэла и Эдисона — обыкновенный телефон.

Во всяком случае, Владимир Кириллович Винниченко и не представлял себе, как бы он мог строить совершенно новое государство, а тем более выводить его на международную арену, если б не телефонный аппарат.

Сегодня он едва успел войти к себе в кабинет, ровно в десять, а аппарат уже затрещал.

— Алло?

Доброго утра желал премьеру Украинской народной республики полномочный представитель французского командования господин Табуи.

— Мосье Винниченко! Вчера вечером я получил из Парижа ел ордр, по–вашему это будет — приказ: просить вас — в предвидении оказания Украине Францией максимальной технической помощи — безотлагательно представить нашему посольству программу действий и перечень всех нужд украинского правительства.

У Винниченко сразу стало тепло на душе: вуаля — вдобавок к уже подученным двумстам тысячам еще и перечень всех нужд! Это можно толковать только так: все дело строительства Украинского государства Франция готова взять на свой счет! А кто этого добился? Разве не он, не Владимир Кириллович, своей тонкой и дальновидной политикой?

В завершение приятного разговор Табуи сказал с истинной французской галантностью:

— Прошу вас не забыть, мосье премьер–министр, что такой демарш — ведь вы понимаете, что означает это слово по–вашему? — я делаю первым, раньше всех остальных государств! И это должно убедить вас в том, что симпатии Франции к вашей стране абсолютно реальны и эффективны! Как, надеемся, реальным и эффективным будет и участие Украины в дальнейшем ведении войны?..

Только Винниченко положил трубку и сложил уже губы, чтоб засвистеть какую–то бравурную песеньку, телефон снова зазвонил.

— Алло? — весело откликнулся премьер–министр.

Из телефонной трубки донесся ласковый и доброжелательный голосок толстяка Багге, британского консула:

— Сэр! Льщу себя надеждой, что слова, которые вы от меня сейчас услышите, порадуют ваше благородное и мужественное сердце главы молодого Украинского государства… Сегодня ночью я получил из Лондона приказ: просить вас — в предвидении оказания правительством Великобритании максимальной технической помощи Украине…

— Безотлагательно представить вашему посольству программу действий и перечень всех нужд украинского правительства?..

— Откуда вы… знаете? — искренне удивился мистер Багге. В голосе его зазвенели нотка плохо скрытой тревоги.

— Только что с аналогичным предложением уже обратился ко мне представитель правительства Франции.

В телефонной трубке что–то квакнуло. Впрочем, возможно, у мистера Багге был насморк и это он чихнул.

— Что ж… — промямлила телефонная трубка, — в таком случае…

— О, дорогой консул! — поспешил утешить его Винниченко, ибо он был искушенным дипломатом и понимал, что в таких случаях надо успеть одновременно ударить и в бубен и в барабан, — наш документ мы составим в двух абсолютно идентичных экземплярах, и гарантирую вам, что вы получите его одновременно с консулом Пелисье: в один день, в один час и даже в одну и ту же минуту…

Винниченко положил трубку и, если бы не служебная обстановка — кабинет, может войти секретарша, — он отколол бы сногсшибательное антраша! Итак, и Англия и Франция, кажется, у него, Винниченко, в кармане… Но в эту минуту опять зазвонил телефон.

Это был еще раз Табуи.

— Милль пардон, мосье премьер–министр. У меня еще один ордр из Парижа: наше командование интересуется, как решило ответить ваше правительство на ультиматум народных комиссаров? Если это не секрет?

Винниченко — не фигурально, а совершенно реально — почесал затылок:

— Видите ли, генерал, дело в том…

Дело было в том, что генеральный секретариат настрочил уже целых три варианта ответа — и все три оказались никудышными. Все три были, конечно, равно наглые, все пытались путем казуистических ухищрений вину за создавшуюся ситуацию возложить на Совет Народных Комиссаров, но, по существу они не были ответом, и лишь уклонением от ответа на совершенно конкретные требования ультиматума.

— Видите ли, — нашелся наконец Винниченко, — мы, очевидно, оставим ультиматум вообще без ответа.

— O! — генерал был совершенно потрясен. — Но если ультиматум оставляют без ответа, это ведь означает… войну…

— Ну, если б дело дошло до… войны… — на миг Винниченко стало нехорошо он не любил войны, ведь он же был антимилитарист; но закончил он бодро, с перенятой у французов галантностью: — то война против Совета Народных Комиссаров при нынешней ситуации не шла бы вразрез с интересами Антанты в ее войне против австро–германского блока — не так ли, генерал?

— О!

Генерал не мог не оценить сей политической галантности и, очевидно, остался вполне доволен.

Винниченко положил трубку и пожал плечами: что он мог сказать еще? Да, и — если быть честным с собой — ей–богу, он не мог себе представить, чтоб советское правительство, которое первым пунктом своей программы выставило — мир между всеми народами на земле, которое добивалось мира между воюющими сторонами и даже готовилось подписать сепаратный мир с австро–германский блоком, — решилось бы развязать… войну со своим конфедератом, Украиной.