Христиан Вульпиус - Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Кузины принялись болтать, принесли десерт, и маркиз тоже рассказал очень и очень интересную историю.

Но тут Ориана положила палец правой руки на руку Ринальдо и попросила его выполнить свое обещание.

Он посмотрел на нее и начал:

— Однажды Ринальдини обедал с четырьмя дамами в павильоне. Они не знали, что он Ринальдини, и беседовали с ним как с человеком их круга. Он был любезен и вежлив, лишь по временам чуть рассеян, что объясняли близостью его прелестных соседок, в глазах коих он видел земной рай. За столом говорили о нем. «Он разбойник!» — сказала его прекрасная соседка. «Он этого не отрицает!» — возразил Ринальдини и похитил у нее поцелуй.

Тут Ринальдо поцеловал Ориану. Она откинулась назад и с возмущением воскликнула:

— Что за шутки!

— Это очень серьезно, — сказал Ринальдо.

— Серьезно? — вскричала тетушка.

— Серьезно? — спросил, вскакивая, маркиз.

Ринальдо, оставаясь спокойным, предложил им сесть и сказал:

— Я — Ринальдини.

И обратился к Ориане:

— Извините! С вашим образом в сердце, с вашим поцелуем на устах я ухожу обратно в мое одинокое убежище. Там Ориана не улыбается.

Он вскочил и обратился к маркизу:

— Я знаю, что обязан вам за ваше гостеприимство. Отплатить вам тем же я не могу. В мою пещеру не заглянет ни один гость. Там я всегда один, охраняемый тревогой, страхом и заботами. Но прошу вас принять от меня в подарок на память моего коня и вспоминать меня изредка.

Ринальдо пошел к двери. Маркиз сказал:

— Я не могу отпустить вас так! По крайней мере, без охраны.

— Об этом уже позаботились.

Он подал сигнал. Вошел Джордано с десятью вооруженными молодцами.

Маркиз упал на стул, слуги сбились в кучу. Ориана закрыла лицо руками и громко всхлипывала; кузины рыдали, тетушка вся дрожала.

Ринальдо крикнул:

— Ориана! Прощай!

И вместе со своими людьми вышел из сада.

Ринальдо очень хорошо понимал неосмотрительность своего поступка. Он написал Ориане, просил прощенья и заверял ее, что глубоко сожалеет о содеянном. Письмо осталось без ответа.

Дамы через несколько дней покинули замок маркиза, он тоже поехал с ними в город.

Ориана же навестила свою родственницу, которая была аббатисой монастыря в Сесто.

Там она гуляла по дивным полям и прекрасным лугам, окружавшим монастырь, что блистали красотой, щеголяли богатством плодоносной осени.

Однажды ее приветствовал какой-то паломник и обратился к ней по имени.

Ориана изумилась и воскликнула:

— Ты меня знаешь?

— Лицо мое — не настоящее. Если я покажусь тебе, каким я тебе знаком, так ты меня узнаешь, но… убежишь от меня, — сказал паломник.

Он сорвал бороду и парик. Ориана громко вскрикнула, закрыла лицо руками.

Перед ней стоял Ринальдо.

— Что ищешь ты здесь? — спросила Ориана.

— Тебя!

— Ты знал, где я остановилась?

— Я знаю все, что в этом краю происходит. Я хотел увидеть тебя еще раз и говорить с тобой, прежде чем ты пострижешься в монахини.

— Оставь меня! — строго сказала Ориана.

— Ты можешь быть такой жестокой?

— Ты сетуешь на это? На что смеешь ты надеяться? Забудет ли весь свет то, что ты забыл?

Внезапно из ближней рощи вышел еще один паломник, тоже переодетый. Он схватил Ринальдо одной рукой, другую угрожающе вскинул вверх и сказал:

— Берегись!

Ринальдо отпрыгнул и вытащил кинжал.

Ориана с громким криком побежала к монастырю.

— Кто ты? — спросил Ринальдо.

— У тебя в доме я дам тебе себя узнать. Прочь! Прочь отсюда! Не советую медлить!

Ринальдо опять замаскировался. Второй паломник молча пошел с ним.

Они подошли к ущелью, которое вело к развалинам бастиона, в котором поселился Ринальдо.

Он спросил паломника:

— Можешь ли ты следовать за мной без боязни через ущелья и проходы в скалах?

— Я следую за тобой, — был ответ.

Они достигли развалин. Ринальдо остановился и сказал:

— Прежде чем я введу тебя в свое жилище, я требую, чтобы ты назвал меня, хочу услышать, что ты меня действительно знаешь.

— Я назову тебя рыцарь де ла Чинтра, — был ответ.

— А теперь назови меня моим настоящим именем.

— Ринальдини.

— По твоему голосу я слышу, что ты Астольфо.

— Нет, не Астольфо.

— Тогда ты Олимпия, спрятавшаяся в эту рясу.

— И не Олимпия.

— Ты Олимпия. Я не ошибся.

— Ты ошибся. Отведи меня к себе в комнату… если в этих развалинах есть комнаты… и там ты увидишь мое лицо.

Ринальдо пошел вперед, поднимаясь по старой винтовой лестнице. Паломник следовал за ним. Они вошли в покой Ринальдо.

— Здесь у тебя очень даже мило! — сказал паломник.

Он снял бороду и парик.

Ринальдо, пораженный, уставился на гостя.

— Это ты?

Перед ним стояла Фьяметта. Она, улыбаясь, спросила:

— Так ты меня все-таки узнал? Но рад ли ты, что видишь меня у себя?

— Как ты можешь спрашивать! Но рассказывай, что у тебя есть рассказать.

— Ну что ж, коротко! На нас напали, если можно назвать нападением, когда тебя внезапно арестовывают. Это случилось по просьбе французского посла. Князя Никанора с нами не было. Мне же повезло, я удрала еще прежде, чем нас отправили в Кальяри. Я знала тайный выход из виллы, и через него я сбежала. В Сорини я поступила экономкой к одному сельскому священнику, меня увидела там графиня Лориона и взяла к себе в компаньонки. Она вдова, жила одиноко в деревне, и я, довольная, зажила с ней. Внезапно по всему острову раздалось: Ринальдини возглавляет…

— Шайку разбойников, — вставил он.

— …общество решительных мужчин, — продолжала Фьяметта. — Эти слухи дошли и до нашего деревенского уголка. Графиня день и ночь не знала покоя. С часу на час ждала, что ее ограбят, а то еще и убьют. Она плакала и молилась и так боялась, что и описать невозможно.

— Вот чего я достиг! Даже у старых бабок при упоминании моего имени от страха выступает пот, и они начинают молиться.

— Я не боялась. Придет он, думала я, так ты его поприветствуешь и отдашь все, что имеешь, если он того потребует!

— Какая решимость!

— С тобой надо такой быть. Но моя графиня не думала как я, она печалилась и горевала. Ринальдо не пришел, как я того желала.

— О, если б он это знал!

— Под тяжестью этих желаний и ожиданий умерла графиня, а я набралась отваги, чтобы найти того, кто не приходил.

— И вот ты очутилась в пещерах злосчастья.

— Кто знает, какая тюрьма была бы мне уготована, если б я не сбежала! А здесь я, по крайней мере, нашла любезного тюремщика, не правда ли?

— Но как быть, если тебя найдут в таком обществе, с которым не будут долго церемониться?

— С корсиканским Обществом тоже не будут многоречивыми. А найдут кое-какие документы, так ни одна голова не уцелеет, все слетят. Быть может, наших друзей уже отправили на Корсику, быть может, они уже давно вступили в Бастии на залитый кровью эшафот, ведь французы с очень большим удовольствием видят кровь. Их знает Корсика, их знает весь мир. Умру ли я среди сардинцев или среди истязаемых патриотов, это же все равно. По крайней мере, в Кальяри меня не станут пытать, как делали наши поработители в Бастии и Сан-Фьоренце.