Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова

Сорвиголова и Поль Поттер узнали так запомнившегося им офицера, хотя на нем и не было теперь живописной шотландской формы.

— Патрик Леннокс! — вскричал Жан.

— Сын убийцы! — прорычал Поль с неукротимой ненавистью.

Просвистели пули, и из всего отряда остался в живых лишь командир. Потеряв убитого наповал коня, Патрик повернулся лицом к врагам и заметил Поля, целившегося в него с расстояния в десять шагов. С молниеносной быстротой лейтенант разрядил в бура свой револьвер, но и тот успел спустить курок ружья. Два выстрела слились воедино.

Выронив винтовку, Поль прижал руку к сердцу.

— Умираю… — прошептал он. — Я это знал…

Захрипел и зашатался Патрик. Из простреленной навылет груди фонтаном забила алая кровь.

Однако и перед лицом смерти ярость их не угасла, глаза сверкали вызовом, с губ, покрытых розовой пеной, срывались проклятья: возведенная войной стена взаимного ожесточения по-прежнему возвышалась между ними неодолимой громадой. Сорвиголова наблюдал сквозь завесу дыма и огня эту полную драматизма сцену, но оставить свой пост и броситься между врагами не смог.

Сойдясь, молодые люди вцепились друг другу в горло. Каждый старался отнять у противника еще остававшиеся немногие минуты жизни. И, даже упав и покатившись по земле, хватки своей они не ослабили.

— Будь ты проклят, английский пес! — с трудом выдавил из себя один.

— Бандит!.. Убийца!.. — прошептал другой.

Последние силы покинули их. Взор помутился, руки закоченели. И все же умирающим удалось судорожным движением вскинуть головы.

— Да здравствует королева!.. Да здравствует Англия с ее новой колонией! — промолвил угасающим голосом Патрик.

— Да здравствует независимость!.. Да здравствуют наши свободные республики! — на последнем дыхании произнес юный бур.

И обоих не стало.

В сражении между тем наступило временное затишье. Огонь прекратился. Потери буров оказались сравнительно невелики, но весьма ощутимы для небольшого по численности отряда. Противник все же понес огромный урон. Все подступы к горному проходу были завалены телами убитых и раненых и трупами лошадей. Устрашенный этим зрелищем, командующий решил отказаться от лобовой атаки. Шутка сказать — из строя выбыла половина его войска!

Англичане выдвинули вперед две батареи и направили эскадроны в обход обоих флангов защитников ущелья, чтобы ударить по ним с тыла. Таким образом, они теряли драгоценное время, чего как раз и добивался Сорвиголова.

Прошел час. Если бы молокососы сумели продержаться еще шестьдесят минут, армия генерала Бота была бы спасена. Но возможно ли это?

Фанфан, лежа в окопе между командиром и доктором, услышал последние возгласы Поля и Патрика и, обернувшись, увидел их недвижные тела.

— Боже!.. Поль убит! — вырвалось у него. Две крупные слезы, которых он и не пытался сдержать, скатились по щекам парижанина. Подросток рванулся было к своему другу, но Сорвиголова, подавив подступавшие к горлу рыдания, одернул его:

— Ни с места! Рисковать ты не имеешь права!

— Верно… Бедный Поль!

— Да! Но минутой раньше, минутой позже наступит и наш черед…

Жан был прав: после недолгого перерыва вновь вспыхнула битва — еще более ожесточенная. Английский командующий стремился во что бы то ни стало сломить сопротивление бурского арьергарда, оградившего от него армию генерала Бота, и не собирался останавливаться ни перед какими жертвами, лишь бы уничтожить эту горстку отважных людей.

На защитников африканских Фермопил [132] Фермопилы — ущелье в Греции, где в 480 году до нашей эры погибли триста спартанцев во главе с царем Леонидом, мужественно сражавшихся против полчищ персидского царя Ксеркса I. , бросивших вызов целому войску, обрушился новый шквал орудийного и ружейного огня. Стоило буру чуть приподняться, чтобы выстрелить, как тысячи пуль навсегда пригвождали его к земле. С замиранием сердца замечал Сорвиголова, что с каждой минутой все реже взвивались светлые дымки, по которым судил он о численности оставшихся в живых товарищей. Сколько их еще у него — сорок, пятьдесят, шестьдесят?

Но буры не сдавались. И тот из них, кого пуля пока пощадила, высунувшись на миг из окопчика, бил в плотную массу людей и коней, лавиной надвигавшуюся на них.

Тяжело раненный, весь в крови, прибежал гонец генерала Бота и рухнул возле командира молокососов.

— Что слышно? — спросил Сорвиголова.

Подъем воды задерживает переправу… Генерал умоляет вас продержаться еще хоть четверть часа.

— Продержимся!

Бойцы доставали последние патроны. Теперь, не считая командира, их было двадцать стрелков: остальные, в том числе и на флангах, погибли.

Драгуны, спешившись, приближались медленно и осторожно. Минуты тянулись, будто часы…

Свалился убитый наповал Папаша-переводчик. Умер, даже не вскрикнув, пораженный в лоб доктор Тромп, доказав тем самым, что, увы, далеко не всякая пуля бывает гуманной.

Сорвиголова, Фанфан и другие израненные, обагренные кровью воины поднялись во весь рост. Десять последних солдат и десять последних патронов!

— Сдавайтесь! Сдавайтесь!.. — закричали англичане.

Вместо ответа Фанфан засвистел марш молокососов, а Сорвиголова скомандовал перед смертью:

— Огонь!

Вслед за слабым залпом послышался дружный хор звонких голосов:

— Да здравствует свобода!

Слившиеся в сплошной грохот звуки ружейных выстрелов громовым эхом прокатились по всему ущелью. Юные герои, сраженные вражескими пулями, все до одного пали на боевом посту. Путь через ущелье был свободен.

Но отряд молокососов не зря принес себя в жертву: армия генерала Бота была спасена.

С опаской озираясь по сторонам, победители продвигались к горному проходу. Впереди, ведя на поводу коней, шли драгуны. За ними следовал конный отряд рослых, дородных волонтеров в фетровых шляпах с приподнятым бортом. Возглавлявший их капитан с грустью взирал на картину кровавого побоища. Внезапно при виде двух недвижных тел из груди его вырвался возглас отчаяния:

— Сорвиголова!.. Мой побратим, маленький Жан!

То был капитан Франсуа Жюно, которого превратности войны вторично свели с юным другом. Нагнувшись, он приподнял командира разведчиков. При виде остекленевших глаз, посиневших губ и мертвенно-бледного лица у канадца замерло сердце.

— Нет, — шептал он, — маленький Жан не погиб!.. Не мог погибнуть!.. А как товарищ его?

Осмотрев Фанфана, добряк убедился, что тот еще дышит.

— Попробуем же спасти их обоих!..

Капитан Жюно взвалил Жана себе на плечи.

— Бери другого и следуй за мной, — приказал он одному из солдат.

Тот легко поднял Фанфана, и канадцы зашагали вдоль ущелья, унося юношей с поля боя, где их неминуемо раздавили бы лошадиные копыта и колеса пушек. Выйдя из расселины, Жюно с помощником опустили молокососов на землю и стали поджидать полевой госпиталь. Почти тотчас же откуда-то вынырнул всадник с повязкой Красного Креста на рукаве.