Бен Кейн - Серебряный орел

— Неужели римская гражданская война докатилась и сюда? — спросил бестиарий, поглаживая бороду.

— Не исключено, — ответил гаруспик. — Но ветра нет, дым идет прямо вверх. Я больше не могу ничего сказать.

После слов Тарквиния наступило молчание. Естественно, Гиеро был очень недоволен. Ведь именно он пострадает, если из-за событий в городе нормальная работа порта окажется нарушена. И все же присутствие римских солдат в Александрии могло повредить не только ему, но и всем остальным. Ромулу и Тарквинию требовался корабль, на котором они могли бы переправиться в Италию, но привлекать к себе излишнее внимание они не хотели.

Бестиарий, без устали ломавший голову над тем, как бы выйти из опасного положения, заговорил первым:

— Интересно, это люди Помпея или Цезаря?

— Трудно сказать, — нахмурился Тарквиний. — Я ощущаю присутствие в городе и тех и других. Борьба еще не закончена.

— А нам какая разница? — сердито осведомился Ромул. — Давайте подождем здесь, пока не наступит покой. У нас есть пища и вода. И нам незачем лезть в схватку и рисковать головой. Как только пыль уляжется, торговля возобновится.

Друзья были опытными мореходами, и им не составило бы труда наняться на корабль, направляющийся домой. А то, что они участвовали в экспедиции бестиария, придало бы им вес в глазах любого капитана, намеревающегося возить диких животных. Чтобы избежать нежелательного внимания, достаточно было просто спрятать оружие и доспехи.

Но слова Ромула задели Гиеро.

— Я не могу сидеть здесь, как последний дурак. Ты хоть представляешь себе, сколько пищи все это зверье сжирает каждый день? Если Тарквиний не ошибается, то лучше всего отправиться дальше. В другой порт.

— Есть вариант получше, — сказал Тарквиний.

Оба повернулись к нему.

— Подождать, пока стемнеет, и выяснить все самолично.

Ромул вновь почувствовал тревогу, а Гиеро чуть не приплясывал от нетерпения.

— Мы могли бы разведать обстановку. Поговорить с местными жителями.

— Мне кажется, это опасно, — возразил Ромул.

В отношениях между ним и Тарквинием все еще сохранялась напряженность из-за того, что гаруспик продолжал скрывать причины своего бегства из Италии.

— Мы уже семь лет живем среди опасностей, можно сказать, дышим ими, — спокойно ответил Тарквиний. — И все же добрались сюда.

Ромула не на шутку испугало отсутствующее выражение на лице гаруспика.

— При Каррах и в Маргиане мы не могли ничего поделать! — крикнул он. — И поэтому пришлось выкручиваться. Но ведь сейчас можно избежать ненужной опасности!

— Ромул, мне предначертано судьбой побывать в Александрии, — торжественно произнес Тарквиний. — И я уже не могу отступить.

Гиеро, как зачарованный, вслушивался в этот непонятный для него спор, переводя взгляд то на одного, то на другого своего спутника.

Ромулу страшно не хотелось отправляться в охваченный войной незнакомый город. Да и в воздушных потоках над Александрией он видел множество знамений, одно хуже другого. Он уставился на Тарквиния — тот стоял с отрешенным видом. Спорить с ним было бесполезно. Не желая вновь разглядывать небо над городом, Ромул опустил голову. Митра, защити нас, молился он. Юпитер, не забудь своих верных слуг.

Гиеро не стал вдаваться в то, что происходило между его собеседниками.

— Ладно, — сказал он. — Думаю, что никто лучше вас с этим делом не справится.

Ни Тарквиний, ни Ромул не ответили. Первый был глубоко погружен в свои мысли. Второй же изо всех сил старался обуздать страх.

Их ждала Александрия.

Они занимали просторные, высокие, полные воздуха покои. На толстых коврах, покрывавших полы, стояла инкрустированная серебром мебель из черного дерева. Длинные коридоры с изящными колоннами и стенами, украшенными фресками, вели в другие столь же богатые палаты, прекрасные внутренние дворы и сады. Тут и там били фонтаны, и повсюду возвышались статуи египетских богов. Почти из всех окон открывался вид на изумительный Фаросский маяк. Но все это не могло заставить Фабиолу полюбить Александрию. Египет был чужой страной с незнакомыми людьми и диковинными нравами. Бледнокожие слуги, которые, подобострастно кланяясь, непрерывно скребли, чистили и убирали помещения, немыслимо раздражали ее. И окружающая роскошь нисколько не помогала преодолеть клаустрофобию. Вот уже несколько недель она безвылазно сидела во дворце и почти впала в отчаяние. К тому же ей пришлось все время находиться подле Цезаря.

Фабиола прислушалась к доносившимся снаружи крикам толпы. Она уже привыкла к этим звукам, но все равно они продолжали леденить ее кровь.

Секст ободряюще взглянул на нее, но это не слишком помогло.

Брут тоже заметил, что она то и дело смотрит на закрытое окно.

— Не волнуйся, любовь моя, — сказал он. — Поблизости стоят четыре когорты. Толпа ни за что не доберется до нас.

В Фабиоле словно сломалось что-то.

— Не доберется! — крикнула она. — Но ведь мы тоже не можем выйти! Мы сидим тут, как крысы в подвале, потому что Цезарь откусил куда больше, чем может проглотить.

Брут помрачнел.

— Фабиола… — начал было он.

— Я права, и ты это знаешь. Как только Цезарь узнал, что Помпей мертв, он направился сюда, как к себе домой, — перебила она. — Разве удивительно, что египтянам это не понравилось?

Ее возлюбленный ничего не ответил. Он привык к тому, что быстрые и решительные действия Цезаря почти всегда позволяли застигнуть противника врасплох. Но на сей раз — Брут вынужден был признать — тактика не сработала.

Фабиола между тем распалялась все сильнее.

— Да еще и приказал ликторам расчищать ему дорогу! Неужели Цезарь уже стал царем Египта?

Доцилоза испуганно взглянула на нее. Ее хозяйка вела опасные речи.

— Говори тише, — приказал Брут. — И успокойся.

Фабиола послушалась. Поблизости жили другие военачальники Цезаря, и, если ее крамольные речи услышат, беды не оберешься. Ни в коем случае нельзя позволять себе расслабляться и впадать в истерику. Пустая трата энергии.

Вместо того чтобы двинуться в Египет со всей своей армией, Цезарь разделил ее на три неравные части, и те, что побольше, отправил обратно в Италию и в Малую Азию, где они должны были обеспечить мир. А сам кинулся в погоню за Помпеем. Сразу было ясно, что из этого не выйдет ничего хорошего, поскольку пришлось плыть в Александрию. Вскоре после Фарсальской битвы Цезарь с небольшим войском — не более трех тысяч человек — прибыл туда и распорядился поставить корабли на якоря на некотором расстоянии от берега. Нужно было узнать, какой прием приготовили ему египтяне. Когда же вскоре появилась лодка с лоцманом, ему поручили известить городские власти о прибытии римлян. Ответ последовал незамедлительно. Как только Цезарь сошел на землю, его приветствовал царский посланец, торжественно вручивший ему какой-то сверток.