Сергей Самаров - Прыжок через пропасть

Карл на секунду задумался и при упоминании о Сигур-де помрачнел.

— Я оставляю свое приглашение в силе. Если оно не устраивает ярла, это уже его личные проблемы. Другого времени я ему выделить не смогу. Он правильно заметил, что встреча должна быть неофициальной. Если бы он приехал в составе посольства конкретно ко мне, разговор был бы иным. Итак, решено… Если ему это необходимо, пусть принимает мои условия. Жду его в ложе на берфруа. Так и передай!

Шевалье поклонился.

— Заодно задай ему ничего не значащий вопрос… — добавил Карл. — Как себя чувствуют норвеги, состоящие на службе в ближайшем окружении Годослава.

Шевалье поклонился еще раз. Он вопрос хорошо понял.

Королевская кавалькада выехала привычным маршрутом по дороге, оцепленной франкскими пехотинцами, и не сворачивая на соседнюю, чтобы полюбоваться виселицей. Теперь в свите Карла не было ни его рыцарей-зачинщиков, чувствующих свою значимость, ни зачинщиков со стороны саксов, славян и сарацин, желающих её доказать, и от этого кавалькада выглядела менее пышной и торжественной. На освободившиеся места в королевской ложе претендовали другие придворные, но Карл всегда был разборчив в ближайшем своем окружении и не всех допускал на короткую дистанцию. По правую руку от него ехал граф Оливье, демонстративно не украсивший свой шлем новыми перьями после того, как проиграл старые королю, по левую — дядя, монсе-ньор Бернар. Оливье хмурился. Графу не нравилось его нынешнее положение маршала. Графа слишком сильно раздражал Сигурд, которому уделялось столько внимания, хотя, даже при самом беспристрастном взгляде на вещи, его стоило просто посадить в «рекомендованные» рыцари, чтобы наблюдал турнир не с лошади, а с ослиного седла, укрепленного на бревне, и чтобы на него указывали пальцем. Графу хотелось принять в турнире личное участие, что, впрочем, казалось невозможным, когда в ристалище такие блестящие бойцы, как Жофруа Анжуйский.

Бернар, пристроившийся по другую сторону от короля, по привычке ворчал. Даже не на кого-то и не для кого-то, а для удовлетворения собственной потребности в этом скромном невинном занятии. За неимением более подходящего, выбран был объект традиционный — погода, по прихоти которой начинать турнир пришлось на два часа раньше. Карл в разговоры не вступал, был задумчив и время от времени поднимал голову, озираясь по сторонам. Не видя на дороге незнакомого рыцаря, он искал хотя бы белого коня. Но взгляд его постоянно падал на вороных и гнедых, которых, как известно, в лошадином царстве большинство, и даже высокий каурый жеребец под высоким же всадником, что проскакал не к ристалищу, а в сторону города, заставил короля вздрогнуть. Присмотревшись, Карл узнал волхва Ставра, имя которого часто приходилось слышать в связи с драматическими событиями вокруг турнира. Очевидно, у бодрича были какие-то более важные дела, нежели наблюдение за схватками.

Берфруа приветствовали короля криками, хотя невозможно было понять, кричат от радости и восторга или от желания пошуметь, выказывая монарху таким образом свое одобрение или, наоборот, неодобрение.

Король взошел в ложу, приветствуя зрителей поднятием руки и улыбкой, чем вызвал, как всегда, шум еще больший, и осмотрел ристалище. Теперь оно приняло иной вид, чем в первые два дня. Справа от короля были выставлены пять палаток зачинщиков с красными шарфами, слева пять палаток зачинщиков с синими шарфами. Именно им предстояло открывать турнир. Напротив королевской ложи, вдоль всего длинного ограждения ристалища, выстроились готовые к поединкам рыцари со стороны. Их, к удивлению Карла, оказалось меньше, чем ожидалось. Слишком, должно быть, много было получено ранений и ушибов в меле. И никто не хотел пробовать силу в первенстве с сильнейшими, не чувствуя в себе достаточно для этого сил и здоровья.

Что-то принесет этот день?

Карл волновался…

Накануне главного турнирного дня, вечером, когда король беседовал в своей ставке с зачинщиками, волхв Ставр приготовил одному ему ведомый отвар из бодяги с медом, болотного аира и еще каких-то трав, невыносимо вонючих, и оставил невинно пострадавшего стрельца Барабаша прикладывать ко лбу мокрую тряпку, устроив его перед палаткой воеводы Стенинга. А сам меж тем отправился побродить ереди лагерных костров и послушать, о чем говорят воины и оруженосцы, а заодно сделать из услышанного правильные выводы. Первое умели многие, хотя несравненно большее число людей предпочитает только говорить, а вот вторые — вообще в редкость. Волхву это было дано от Свентовита, вот потому он, с помощью того же Горислава, волхва Свентовита, и возглавлял княжеских разведчиков.

Чуть раньше Ставру пришлось несколько удивиться, узнав, что в его отсутствие двое из его разведчиков участвовали в Божьем суде против оруженосцев Сигурда и с честью вышли из испытания. Однако честь честью, а у волхва были на этот счет свои соображения. Разведчики, радостные от успешного завершения Божьего суда, получили выговор за то, что «высунулись» на всеобщее обозрение. Одно дело, когда Барабаш выступал в состязаниях стрельцов. Барабаш никогда Ставром не использовался для тайных ходок, а Лют и Далимил не однажды хаживали и в ту же Саксонию, и в соседние княжества, да и в Дании бывали по делам. Теперь их могут опознать тогда, когда они должны быть незаметными. Разведчик и воин — это разные ипостаси. Тем не менее сохраняя суровость, Ставр был внутренне доволен. Он понимал, что Лют и Далимил вступились за честь своего князя не среди уличных оборванцев, которых можно ножнами от меча разогнать, а не убоялись самого Сигурда, перед которым многие рыцари откровенно и со страхом заискивали. Доволен был и Стенинг, с которым волхву встречаться не возбранялось. На воеводу саксов, так и не открывающего свое лицо, поглядывали с любопытством и уважением — не у каждого, дескать, есть такие слуги. И пусть по-настоящему уважение это предназначалось другому, но Стенинг вжился в новый образ так хорошо, что считал разведчиков почти своими людьми. Доволен был и Годослав, мнение которого принес к костру лже-Годослава плеточник Далимил, теперь уже свободно появившийся здесь на правах близкого друга и союзника Люта, собрата по оружию и по воле Божьей, хотя для посторонних глаз они должны быть до этого почти незнакомы.

Через Далимила, отослав его назад, чтобы не оставлял надолго князя одного, Ставр передал Годославу, что заглянет к нему в палатку вместе с темнотой. А до темноты решил удовлетворить обыкновенное любопытство — послушать, о чем говорят люди. Благо, никто тайных речей здесь не вел. Люди вокруг были по-праздничному радушны и довольны, приглашая присесть к огню любого, кто окажется рядом, знакомца и чужака.