Георгий Тушкан - Джура

— Он может удрать. И это не твое дело. Голову достанешь ты — деньги даю я.

Тагай открыл дверь и увлек за собой Саида. Над стенами визжали пули. Перестрелка шла на противоположной стороне крепости, откуда вели наступление басмачи.

— Видишь, — сказал Тагай, показывая нож Саиду, — этот нож я снял со столба в конюшне. Я бы мог зарезать тебя, но дарю тебе жизнь. Живи. Следи, чтобы эти ворота не были закрыты. Помни: мне — голова Джуры, и десять тысяч — твои.

— Хоп, — ответил Саид.

— Держи это, — сказал ему Тагай, подавая бутылочку. — Здесь яд. Когда я уйду, ты отравишь водоем. А не сделаешь — напишу письмо Козубаю, что ты меня выпустил.

— Хоп, — отвечал Саид, взяв бутылочку и кусок железа из рук Тагая.

Басмачи отступили. Они потеряли много людей, прекратили стрельбу и ушли в кишлак, забрав с собой раненых. Джигитов, бежавших из кишлака с тоя, больше не было видно. В суете Козубай забыл об арестованном Джуре. Но, вспомнив о нем, он немедленно распорядился его выпустить. — Очень хорошо, очень хорошо! Теперь все будет хорошо, — сказал Козубай. — Пойди приведи Тагая. Допросим. Будем судить. Джура выбрал себе винтовку и револьвер из груды оружия и помчался к кибитке, заряжая винтовку на бегу.

Отодвинув задвижку, Джура ударом ноги распахнул дверь и ворвался в кибитку. Никого! Джура заглянул за дверь, обшарил углы.

— Как же так, где же он? — громко шептал Джура и наконец понял, что пленник бежал.

Джура выскочил за дверь. Слева — стенка кибитки начальника, справа — конюшня. Сюда и вбежал Джура, прислушиваясь к шороху. Лошади фыркали и звенели уздечками. Кто то мелькнул в просвете раскрытой двери.

— Выходи! — закричал Джура. — Выходи, все равно убью! — И он бросился в угол, где кто то зашелестел сеном.

— Это я, Джура! — послышался приглушенный голос Саида, не успевшего уйти из конюшни.

Перепуганный появлением взбешенного Джуры, Саид ударил себя по лбу куском железа, который сунул ему в руки Тагай. Теплая липкая кровь залила глаза. Выйдя из темноты навстречу Джуре, Саид с дрожью в голосе рассказал, как он погнался за убегавшим Тагаем, а тот ударил его железом и оглушил.

— Спасибо тебе, Саид, — взволнованно промолвил Джура, — ты верный друг! А где же Тагай?

— Удрал, ускакал на лошади. Я увидел его уже верхом у двери атханы.

Пули глухо били в стену и свистали над двором. Джура сначала обыскал атхану — не спрятался ли где басмач, освободивший Тагая, но никого не нашел. Потом он провел Саида в лекарню и, наскоро замотав ему лоб марлей, возвратился в атхану, снова обыскал все помещение и, обнаружив незапертую дверь, запер её и завалил вход бревном.

В окошко бойницы он увидел басмачей, подкрадывавшихся к крепости. По видимому, они рассчитывали на открытую дверь атханы. Уже совсем стемнело, хорошо прицелиться было невозможно, и все же Джура, подняв винтовку, выстрелил по крайней фигуре. Раздался крик:

— Ой, убили! Ой, убили!

Кто-то кричал по русски истошным голосом.

На время перестрелка прекратилась, и крик раненого был далеко слышен. Басмачи отступили.

— Кто тут? — спросил Джура, оборачиваясь на шорох.

— Это я, Саид. Не помочь ли тебе?

— Не надо, — помолчав, ответил Джура, — я один справлюсь.

В конюшню пришел Козубай. Джура рассказал ему о бегстве Тагая и об открытых воротах. Для Козубая это было так неожиданно, что он даже изменил себе и громко выругался.

— А я убил кого то. По русски кричал. Наверно, Кзицкий, — сказал Джура.

— Нет, — ответил Козубай. — Кзицкий где нибудь позади. У басмачей кого только нет: и русские белогвардейцы, и киргизы, и туркмены. Но есть у них один… это очень опасный человек. Если ты, Джура, когда нибудь встретишь человека со стеклянным глазом в правой глазнице, задержи его обязательно.

— Он среднего роста, левый глаз карий, выпуклый?

— Откуда ты знаешь? — удивился Козубай.

Джура коротко рассказал обо всем.

— Он, — сказал Козубай, выслушав рассказ Джуры. — Конечно, он. Умей же хранить тайну! Это имам Балбак. Это он подымает баев на борьбу с Советской властью, это он командует басмачами. Он больше, чем имам. Он… — Козубай внезапно замолчал, а потом добавил: — Да это тебе и неинтересно. Главное, этот человек — очень опасный враг. Хотел, видно, проследить, как они проведут операцию, а ты спугнул его. Мы перехватили одно письмо к Садыку, в котором он назначал ему встречу.

— Знаешь, Козубай, я Тэке отправил преследовать того, со стеклянным глазом… Не знаю, что будет. Неужели пропадет? — Джура пошел в угол конюшни.

— Ты что там делаешь? — спросил Козубай.

— Хочу лошадям дать сена. А то во время боя обо всем забываешь. Эй, смотри, а в сене какое то железо, ноготь чуть не сорвал.

Козубай подошел к Джуре. Вспыхнувшая спичка осветила замки от двух пулеметов. Пуля, пролетев сквозь бойницу, глухо стукнула о стену.

— На два пальца правее — и в моей голове была бы дырка! — И Козубай задул спичку, чтобы басмачи не стреляли на огонь через бойницу. — Ну, теперь дела басмачей плохи! — весело сказал Козубай. — Эти замки от двух станковых пулеметов — дело Линезы. Предатели рассчитывали на легкую победу и поэтому спрятали их недалеко. Жаль, пулеметчиков нет. Самому придется стрелять, а второго нет. Пулеметчики погибли в кишлаке во время тоя или в плену.

— Чжао возьми. Он говорил, что был пулеметчиком.

— Хоп, — ответил Козубай, — попробуем. А тебе, Джура, наверно, придется идти за помощью: ты охотник, пройдешь по всякой тропинке, следы знаешь. Меткий стрелок, видишь хорошо… Мы отрезаны. Лишь бы воды хватило, а то измором возьмут. А нельзя, чтобы крепость взяли. Хоть она и старинная, скорее одно название что крепость, но все равно нельзя. Никак нельзя! Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Джура.

Снаружи, из за стены, донесся болезненный стон. Козубай осторожно подбежал к окошку. Стон повторился.

— Кто там? — тихо спросил он.

— Это я… Биллял… партизан… Пусти.

Осмотрев из окошка окрестности и убедившись, что засады нет, Козубай и Джура открыли дверь и внесли раненого… В лекарской кибитке около раненого сидели бойцы. Говорил Козубай:

— Пусть каждый боец знает, как было совершено предательство. Еще неизвестно, кто из нас останется жив. Так пусть же слушают все, и тот, кто останется в живых, расскажет об этом красным командирам, большевикам. Рассказывай, Биллял!

Джура, поджав ноги, сидел у изголовья раненого. Чжао поместился на корточках рядом.

Муса, наклонив голову набок, неподвижно смотрел на костер, где в казане кипел суп из баранины.

Саид стоял у стены. Глаза его выглядывали из узеньких щелей прищуренных век, и казалось, что он стоя спит. Бойцы, положив винтовки на колени, сидели вокруг Билляла и внимательно слушали его рассказ.