Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I

— Черт, что там творится? — крикнул Барабаш, но никто ему не ответил. В это время к байдаре пристала рыбацкая лодка и на палубу поднялся перепуганный сотник Роман Пешта.

— Пан полковник, — крикнул он дрожащим от страха голосом, — там Хмельницкий!

— Какой еще Хмельницкий? — переспросил Барабаш, покрываясь холодным потом.

— Запорожский гетман. Там с ним Кречовский и Дженджелей. Казаки взбунтовались, Караимович и часть старшины уже перебиты, другие из старшины перешли к Хмельницкому. С минуты на минуту они будут здесь, слышите кричат: «Смерть Барабашу!»…

Расправившись с Барабашем и Пештой, который пытался оказать сопротивление, реестровики, возглавляемые Дженджелеем и Кречовским подплыли к байдарам, где находилась немецкая пехота. На самом деле она только называлась немецкой, но служили в этой хоругви не немцы, а малороссияне — наемники, которыми командовал немецкий офицер. Ландскнехты стояли на палубах сдвинутых друг к другу байдар в полном вооружении, в кирасах, держа в руках заряженные аркебузы и горящие фитили. Их командир, внешне флегматичный, худощавый и подтянутый полковник, обратился к Кречовскому, которого хорошо знал, с вопросом, что им здесь надо.

В немногих словах черкасский полковник сообщил о том, что реестровики примкнули к запорожцам и предложил наемникам сдаться, обещая, что, если они сложат оружие, то могут беспрепятственно плыть назад.

Полковник отрицательно покачал головой:

— Мы ландскнехты и срок нашего контракта не истек, он кончается только через месяц.

— Вы не оставляете нам выбора, — попробовал настоять на своем Кречовский. — Сопротивление бессмысленно, вы просто все погибнете. Мы не хотим без необходимости проливать кровь русских людей.

Сохраняя невозмутимость, немецкий полковник обернулся к своим людям и, возможно, какой-то компромисс был бы найден, но в это время у кого-то из казаков сдали нервы и он выстрелил в него из самопала. Схватившись за грудь, смертельно раненый полковник осел на палубу, а наемники на выстрел казака ответили убийственным залпом из аркебуз. Гладь Днепра заволокло черным пороховым дымом.

Ландскнехты сопротивлялись отчаянно, но у казаков был численный перевес. После получасового боя все наемники погибли, унеся с собой жизни более чем трех сотен казаков. Хотя в планы Кречовского первоначально не входило уничтожать немецкую пехоту, но в душе он был доволен — все сомнения как быть дальше отпали сами собой. Теперь у него не было иного выхода, как принять предложение Хмельницкого — с гибелью немецкой пехоты он сжег за собой все мосты…

За два дня до этих событий, сразу после того, как ему доложили о результатах сражения у Саксагани, Стефан Потоцкий снова собрал военный совет.

— Мы еще не знаем точно, где основные силы Хмельницкого, — с досадой говорил он, — а уже потеряли половину драгун и полк реестровых казаков.

— В том нет нашей вины, — не выдержал все более мрачневший Чарнецкий. — Мне говорили, что после первых же залпов большинство реестровых казаков побросали оружие и сдались в плен. Я всегда знал, что этому быдлу доверять нельзя.

Павел Сапега, соглашаясь с Чарнецким, молча кивнул головой.

Потоцкий задумчиво произнес:

— Может, мне и не пристало так говорить, но я все больше убеждаюсь, что пан польный гетман был прав, настаивая на том, чтобы выступить против Хмельницкого всеми силами. Но как нам сейчас поступить, когда наше войско сократилось почти на треть? У нас, как я понимаю, два возможных варианта: отойти назад к Крылеву, а затем соединиться с гетманами или пойти наперерез Хмельницкому…

— Принять первый вариант, — буркнул Чарнецкий, — это означает стать посмешищем для всей Речи Посполитой.

Поднялся молчавший до этого Шемберг:

— Отступить к Крылеву, действительно, еще возможно. Но как быть с реестровыми казаками, которые будут ждать нас у Каменного Затона. Бросить их на произвол судьбы? Так, они завтра же примкнут к Хмельницкому.

— Если уже этого не сделали, — тихо произнес Сапега. — Не случайно от них до сих пор нет никаких известий.

После долгих колебаний и выслушивания различных мнений было решено выступить навстречу основным силам запорожского войска.

3 мая, когда поляки, двигаясь по направлению к Черному шляху, подошли к небольшой речушке Желтые Воды, протекавшей в открытой безлесной степи, высланные вперед конные разведчики доложили о приближении войск Хмельницкого.

— Их не меньше трех-четырех тысяч и с ними татары, — сообщил старший разъезда, — но вот, сколько татар, сказать трудно. Во всяком случае, больше тысячи.

Остановившись в полутора милях от Желтых Вод, поляки приступили к обустройству лагеря. Место, где были разбиты палатки, по периметру обнесли глубоким рвом, насыпали высокий вал, на котором установили пушки. Многочисленный обоз оставался с тыльной стороны лагеря. Вокруг него также вырыли ров и возвели вал. Перед валами в предполье вырыли окопы и насыпали шанцы. К вечеру основная работа была выполнена. Высыпав на валы, поляки наблюдали, как за речкой казаки, установив возы в каре, сковывали их цепями. Несколько удальцов переправились вброд через мелкую речушку и приблизились к польскому лагерю, но были отогнаны ружейными выстрелами.

Внимательно наблюдавший за противником Потоцкий, обратился к окружавшим его командирам:

— А у Хмельницкого не так уж и много сил. Пехоты не более трех — четырех тысяч, даже с теми, кто перебежал к нему под Саксаганью. Ну, еще две-три тысячи татар. А нас вместе с реестровым войском, что плывет по Днепру, будет почти вдвое больше. Завтра дадим сражение, а потом решим, как быть дальше. Если Беллона будет к нам благосклонна, мы их разобьем и отсюда двинемся прямо на Сечь. В худшем же случае останемся обороняться в лагере и пошлем за подкреплением в гетманскую ставку.

4 мая с утра небо стало хмуриться, начал накрапывать дождь. Казацкий лагерь оставался на противоположном берегу, но за ночь он значительно приблизился к Желтым Водам.

В предполье у поляков уже выстроилась пехота, за ней стояли драгуны, в стороне на ровном пространстве разворачивал свою панцирную хоругвь полковник Чарнецкий.

— Есть ли известия от Барабаша и Кречовского? — обратился Потоцкий к Шембергу и, получив отрицательный ответ, удивленно спросил:

— Что происходит? Почему не возвращаются наши гонцы?

— Этому есть только два возможных объяснения, — ответил комиссар. — Либо по какой-то причине реестровое войско еще не доплыло до Затона, либо, что вероятнее, наши гонцы перехвачены бунтовщиками.

Потоцкий не ответил, молча кусая ус. В отсутствии реестровиков он не решался дать приказ начинать сражение. Смущало его и то, что в казацком лагере, мрачно темневшем на том берегу, не было заметно никакого движения, свидетельствовавшего бы о готовности к сражению.