Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I

Тот сразу поняв план Кривоноса, широко улыбнулся:

— Думаешь, Заславский оставит Ярему, если узнает, что над его Староконстантиновом нависла угроза.

Кривонос хлопнул его по плечу:

— Готов даже с дьяволом поспорить в обмен на душу, что так и будет.

Душу свою Кривонос выиграл, так как едва узнав, что Староконстантинов осажден казаками, Заславский бросился спасать его, оставив Вишневецкого фактически одного против всего казацкого войска, поскольку вслед за ним князя оставили Тышкевич и другие примкнувшие к нему ранее шляхтичи. Раздосадованный Вишневецкий, проклиная алчность и тупоумие своих ненадежных союзников, 1 августа свернул лагерь и отступил к Збаражу, а затем и вовсе ушел в Малую Польшу, получив известие, что сейм созывает посполитое рушение для выступления против Хмельницкого. Честолюбивый князь надеялся, что во главе ополчения сейм утвердит его кандидатуру.

После ухода своего грозного противника Кривонос без труда занял Заславль и Староконстантинов, а затем повернул к считавшейся неприступной крепости Бару. 9 августа, после нескольких часов штурма, Бар сдался на милость победителя. С его падением вся огромная территория Украйны, Подолии и Полесья оказалась полностью очищенной от поляков.

Отправляя Кривоноса против Вишневецкого, запорожский гетман вовсе не предполагал, что тот нанесет поражение непобедимому князю. Хмельницкий считал бы большой удачей, если бы удалось просто остановить Вишневецкого и не допустить его выхода в Подолию или в Киевщину. Однако фактическая победа запорожского полковника над дотоле непобедимым князем и изгнание поляков из Подолии, Полесья и Волыни, в корне изменило сложившуюся в то время политическую ситуацию на Украйне. Действительно, посылая депутацию от Войска Запорожского в Варшаву, и гетман, и старшина выдвигали довольно умеренные требования, не особенно надеясь, что даже они будут удовлетворены. Посольство Филона Дженджелея прибыло в столицу Речи Посполитой как раз к похоронам короля. Сенаторы встретили депутатов довольно милостиво, им разрешили подойти к гробу, в котором находился покойный король, послание от Войска было принято и передано в комиссию Адама Киселя для выработки условий, на которых военные действия подлежат прекращению, а восставшим будет дарована амнистия. Воевода брацлавский, как и обещал, принял деятельное участие, в том, чтобы разрешить инцидент мирным путем. Уже в 20-х числах июля он обратился с письмом к Хмельницкому, предлагая ему выслать послов для переговоров в Варшаву и одновременно заверял архиепископа — примаса, что добьется от казаков, чтобы они прекратили военные действия, выдали пленных, отправили в Крым татар и не поддерживали гайдамацкие отряды, которые действовали самостоятельно в каждом повете, уничтожая панов и их приспешников. Хмельницкий, не зная в то время еще, как разрешится дело с князем Иеремией, ответил Киселю довольно уклончиво, но достаточно дипломатично. Он сообщил, что татар уже отправил за Перекоп, военные действия прекратить не может, так как их провоцирует Вишневецкий, и просил Киселя лично прибыть к нему для переговоров, в том числе и для решения вопроса о судьбе пленных.

Возможно, эта переписка продолжалась бы и дальше, но уход князя Вишневецкого в Малую Польшу, и захват Кривоносом Острога и Староконстантинова сделал ее ненужной. Фактически армия Кривоноса вышла непосредственно на границу с собственно Польшей и, тем самым, вся правобережная и левобережная Украйна оказалась свободной от владычества польских панов. Победа Кривоноса над «страшным князем» вызвала небывалое воодушевление в народных массах. Все, кто был способен носить оружие, шли в казаки или объединялись в гайдамацкие отряды, везде, по всему краю народ поднялся на борьбу с поляками. В этих изменившихся буквально в течение месяца условиях и сам запорожский гетман и его окружение понимали, что соглашаться на реализацию выдвинутых ими же сами предложений сенату, было бы просто глупо. Но нельзя было и просто прервать переговоры или же выдвигать новые более выгодные условия. Выход из положения подсказал Выговский, который к тому времени, как личный писарь запорожского гетмана, пользовался у него полным доверием.

В гетманскую ставку в это время прибыли послы от Киселя, передавшие послание сената с требованием, чтобы Кривонос оставил Острог и другие захваченные им на Волыни города и отвел свои полки от польских границ, а сам за творимые им зверства был выдан в Варшаву.

Прочитав послание, гетман отложил его в сторону и посмотрел на Выговского.

— Ишь чего задумали паны-ляхи, подавай им Максима? А дулю не хотите.

Он сложил кукиш и потряс им в воздухе.

Выговский ухмыльнулся, затем сказал:

— Так и ясновельможный гетман тоже может, в свою очередь, потребовать выдать, ему, например, Вишневецкого?

Гетман посмотрел на него с возрастающим уважением:

— А, что, пожалуй, так и поступим.

Они тут же стали писать ответное послание. Не оспаривая того факта, что Кривонос, может, в чем-то действительно проявил ненужную жестокость, Хмельницкий описывал все зверства князя Вишневецкому по отношению к русскому населению края и требовал, чтобы он за свои преступления был выдан Запорожскому Войску. Особо Хмельницкий отметил, что сам он, направив казацкую депутацию в Варшаву, приостановил военные действия.

«Вашим милостям хорошо известно, что казаки до выступления против нас князя воеводы русского не предпринимали попыток захватить Бар, Староконстантинов, Острог и другие города в Подолии и на Волыни, — диктовал гетман Выговскому, — а то, что на левом берегу прошли восстания, так они вызваны беспричинной жестокостью самого князя Вишневецкого и Войско к ним не причастно…».

Внимательно перечитав письмо, Хмельницкий возвратил его Выговскому, а тот скрепил послание личной гетманской печатью.

— Конечно же, никто это требование выполнять не будет, — сказал Хмельницкий, с удовлетворением потирая руки, — но зато нас нельзя будет обвинить в срыве переговоров.

Действительно, получив это дерзкое послание запорожского гетмана, даже те из магнатов, кто склонен был идти на уступки казакам, возмутились наглостью казацкого вождя. Но были и такие, кто прямо заявлял, что Вишневецкий в угоду своим амбициям, из желания получить булаву коронного гетмана, спровоцировал казаков на продолжение военных действий, а своей непомерной жестокостью вызвал в своих имениях восстания, которые затем охватили всю Украйну. Дженджелей докладывал гетману обо всем происходящем в Варшаве и по неофициальным каналам доводил до сведения сената требование Хмельницкого не вручать Вишневецкому гетманскую булаву, предупреждая, что в таком случае о мире нечего будет и думать. Дипломатия Хмельницкого больно ударила и по Киселю, которого, прежде всего, сами поляки стали обвинять в потакании казакам. Со своей стороны и Хмельницкий возлагал на комиссию Киселя вину в том, что они вместо выработки приемлемых решений пытаются оправдать зверства Вишневецкого.