Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I

Серко, пососал потухшую трубку, затем стал выбивать из нее пепел, ударяя по каблуку сапога. Петр слушал его очень внимательно, так как знал, что дед этого штурма Бахчисарая не пережил. Полковник, выбив трубку, спрятал ее в карман и, усевшись поудобнее на валуне, продолжил:

— Очень жаркая битва была, татар наши пушки выкашивали как колосья косой, но и казаков погибло немало. Наконец, мы ворвались в город и, казалось, уже все кончено, но тут шальная пуля сразила гетмана. Я находился в этот момент неподалеку и хорошо видел, как твой дед схватился за грудь, а затем медленно опустился на шею своему скакуну. Отважный он был воин, что и говорить, и смерть принял, как подобает настоящему казаку.

Он помолчал, взглянув в лицо Дорошенко. Тот сидел молча, подперев подбородок рукой. О том, как погиб его дед он слышал с детских лет и от отца, и от других казаков, но каждый раз в такой момент ощущал прилив грусти, хотя деда своего почти и не помнил.

— Коротко говоря, — снова начал полковник, — Бахчисарай мы взяли и добычи захватили всякой во множестве, а, главное, освободили много пленных, захваченных в разное время татарами. Да, вот беда, Шагин-Гирею удалось уйти и, как стало известно, направился он в сторону Кафы. После гибели твоего деда на войсковой раде наказным гетманом был избран Тарас, который решил его преследовать дальше. Но и в Кафе Шагин-Гирея не оказалось, он ушел в горы. Зато тут на невольничьем рынке было несколько тысяч наших невольников: и запорожцев, и донцов, и просто людей, угнанных в полон при татарских набегах. Можешь себе только представить, какое ликование охватило этих несчастных, когда мы ворвались в Кафу. Татары в панике удирали в горы, мы врывались в дома, забирали все, что было ценного. Кто из местных жителей не успел убежать, попадал к нам в плен. Кое-где уже начались пожары, а вскоре запылала вся Кафа. И вот тогда я его и встретил…

..Иван шел по пылающему городу, с любопытством озираясь по сторонам. Он не принимал участия во всеобщей резне, его юной, еще не успевшей очерстветь душе, было противно насилие, чинимое казаками над мирным населением, хотя он и понимал, что они имеют моральное право на эту страшную и жестокую месть своим извечным недругам. Голые по пояс запорожцы, носясь в отблесках пожара с окровавленными саблями в руках, как дьяволы, выскочившие из преисподней, упивались своим торжеством над охваченными ужасом татарами. То из одного, то из другого дома доносились истошные женские вопли, бряцание оружия, крики и хохот казаков. Никто не смел оказать им сопротивление, а некоторые татары, не успевшие вовремя скрыться из Кафы, просто обреченно подставляли свои шеи под острые ножи победителей, не пытаясь даже сопротивляться… Невольники, освобожденные казаками из рабства, теперь упивались местью, гоняясь по всему городу за своими бывшими поработителями. Шум и гам стоял невообразимый. Запах крови, смешанный с запахом дыма от горевших построек, витал над городом.

Хотя Серко и испытывал отвращение к резне мирного населения, но в грабеже опустевших домов он принимал деятельное участие, правда, без особого успеха. Все ценное уже либо было разграблено до него, либо жители успели захватить свои пожитки с собой, убегая из города. Наконец, когда он углубился в один из переулков, его внимание привлек дом, окруженный глухим глинобитным забором с воротами. Криков или шума из него не доносилось, вокруг тоже все было тихо. Судя по всему, здесь никто из казаков еще побывать не успел. Иван ударил эфесом сабли в ворота. Они оказались не запертыми и одна из их створок отворилась. Достав из-за пояса пистолет, он, держа его в одной руке, а саблю в другой, осторожно вошел во двор, в котором, как это и принято у татар росло несколько деревьев инжира, черешни, кусты винограда. В тени деревьев, весело журчал неглубокий прозрачный ручей, по-видимому, берущий свое начало где-то в горах.

— Судя по всему это дом какого-то богача, — подумал Иван и решительно поднялся на террасу.

Однако, вопреки его ожиданиям, ничего особенно ценного в комнатах не оказалось. Деньги и золото хозяева, по-видимому, забрали с собой, лишь в сундуках, стоявших вдоль стен нашлось пара кусков материи, да несколько женских платьев. Обшарив весь дом, разочарованный юноша уже собрался было уходить, но в одной из комнат его внимание привлек висевший на стене ковер.

— Прихвачу, хотя бы его, — решил Иван и сдернул ковер со стены. К его удивлению, за ковром в стене он обнаружил дверь, закрытую на железный засов. Он отодвинул засов, за дверью оказалась еще одна комната, в которой царил густой полумрак. Узкий луч света проникал лишь в забранное железными прутьями маленькое окошечко под самым потолком. Окинув взглядом комнату, он увидел в углу фигуру человека, прикованного железной цепью к стене. Его ноги и руки были перевиты той же цепью, а глаза завязаны повязкой из какой-то плотной темной ткани.

— Эй, ты кто будешь? — спросил удивленный юноша… Человек не ответил и только сейчас Иван заметил, что он то ли мертв, то ли без сознания. Серко вошел в комнату и вдруг заметил, что в нише в противоположной от узника стене лежит ключ, который подошел к замку на цепи.

Отомкнув цепь, он осторожно поднял узника на руки и вынес во двор. Там он положил его на траву возле ручья и снял с лица повязку. Затем он припал ухом к его груди, различив слабые удары сердца. Обрызгав лицо спасенного им человека водой из ручья, Иван осмотрел его более внимательно и с удивлением убедился, что человек этот совершенно особенный, ранее такого типа людей встречать ему не приходилось. Незнакомец был изможден, видимо его плохо кормили, но в целом выглядел крепким и сильным.

— Ему отъесться надо и недели через две он будет, как огурчик, — подумал Иван, окидывая взглядом рельефные мышцы на полуголом исхудавшем теле лежащего перед ним человека. Выглядел он лет на сорок, тело его было смуглым, по-видимому, от природы, но с каким-то особенным отливом, как и кожа на его давно не бритом худощавом с высокими скулами лице. Голову незнакомца венчала шапка густых иссиня-черных волос. Глаза его были плотно закрыты, но дыхание становилось все более ровным. Заметив, что губы незнакомца пересохли и посерели, казак зачерпнул горсть воды и, приподняв ему голову, поднес воду к его губам. Тот сделал, чисто механически, несколько глотков и вдруг открыл глаза. Взгляд его будто проник в самую глубину души Ивана, оставив там какой-то неизгладимый след. Завороженный магнетической глубиной черных, как смола, зрачков его глаз, Иван на какое-то мгновение даже потерял ощущение времени.

— Ты, кто? — наконец, придя в себя, спросил он по-татарски.

— Киритин, так меня зовут там, откуда я сюда прибыл… — раздельно ответил незнакомец, приподнимаясь с земли. Он сел и внимательно посмотрел на юношу. — Я вижу ты казак? Что ты делаешь в этом проклятом богами месте?