Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том II

Но тут на него нашло кратковременное просветление, он взглянул в лицо Выговскому и тихо произнес: «Ничего не поделаешь sic transit gloria mundi». [30] Sic transit gloria mundi — лат. Так проходит мирская слава. Выражение представляет собой незначительную переделку текста из книги немецкого философа-мистика Фомы Кемпийского (XV в.) «О подражании Христу» (I, 3, 6): «О как скоро проходит мирская слава» (O quam cito transit gloria mundi). Эти слова звучат в виде возгласа во время церемонии вступления в сан нового римского папы, перед которым трижды сжигают клочок ткани — в знак того, что всё земное, в том числе получаемые им власть и слава, — призрачно, изменчиво и тленно. Выражение употребляется, когда говорят о чём-либо утраченном (красоте, славе, силе, величии, авторитете), потерявшем смысл: С этими словами гетман осушил до дна полный михайлик оковитой, уронил голову на стол и заснул. Выговский с нескрываемым презрением посмотрел на него, смачно плюнул и вышел за дверь. Он еще раз убедился, что правильно поступил, когда несколько дней назад направил гонцов к полковникам, требуя их от имени гетмана явиться к нему.

Пришел в себя Богдан глубокой ночью, ощутив чье-то присутствие в комнате. С трудом оторвав голову от стола, он увидел стоявшую у двери неясную женскую фигуру. Свет полной луны, падавший из окна, неясно освещал ее всю и вдруг, присмотревшись, он узнал в ней ту самую женщину (или скорее видение), которая явилась к нему под Базавлуком далекой декабрьской ночью, когда он бежал на Запорожье. И еще он вдруг ясно понял, чей образ она ему напоминает — Ганны Золотаренко. Но печальной была красота ее в этот раз: фиалковые глаза поблекли, бледное лицо осунулось, алые губы приобрели сероватый оттенок. С гневом и горечью глядела она на него.

— Это ты опять, ясная пани? Кто ты богиня или смертная женщина? — с трудом произнес Богдан, заплетающимся языком. — Зачем ты явилась мне в этот раз?

— Что же ты творишь, гетман запорожский! — услышал он в ответ глубокий грудной голос женщины с заметными нотками гнева. Голос звучал, словно резонируя, прямо в его голове. — Мать — Отчизна, израненная и истерзанная, стонущая в железных когтях заклятого врага, протягивает к тебе, своему сыну, руки, моля о спасении… А ты! Ты, вождь восставшего народа, доверившего тебе свои судьбы, бросаешь его на растерзание лютого ворога, пьянствуешь, переживаешь свое личное горе. Да, что твое горе значит по сравнению с горем всей Украйны! И разве это горе? Оглянись вокруг: стон стоит по всей Украйне, души погибших казаков взывают о мести! А ты предаешь их память и ищешь забвения в вине. Опомнись, гетман, пока еще не поздно!

Ее голос звенел в его голове, словно голос пробудившейся совести, он звучал набатом, как колокольный звон, казалось еще немного и голова его лопнет, как переспевший кавун [31] Кавун — арбуз. . И Богдан, не имея сил выносить его дальше, упал на колени, протягивая руки к небесному видению:

— Прости меня, Мать — Отчизна! Прости мою минутную слабость!

— Помни, гетман, — голос стал заметно теплее, — ничего еще не кончено. Будут новые победы, грядут новые бои. Твое предназначение в этом мире еще во многом не выполнено и твой жизненный путь далеко еще не пройден. А теперь прощай, запорожский гетман, свидеться нам суждено только, когда наступит твой смертный час!

Когда на следующее утро, полковники, созванные Выговским, явились к гетману, изумленный генеральный писарь не узнал Хмельницкого. К ним вышел прежний, хорошо знакомый всем Богдан, подтянутый, деловитый и энергичный, правда со слегка осунувшимся лицом и заметными мешками под глазами. Горячо поблагодарив Богуна за то, что тот спас войско и даже часть артиллерии, гетман подчеркнул, что хотя общие потери казаков в сражении под Берестечком и составили около 7000 человек, ничего еще не потеряно. Найдя ласковое слово для каждого полковника, гетман отдал им четкие указания о формированию новых полков и об организации сопротивления войскам коронного гетмана. В тот же день во все концы обширного края устремились гонцы с гетманскими универсалами о всеобщей мобилизации и сборе войска в районе Белой Церкви. Вскоре туда стали стягиваться казацкие подразделения и отдельные казаки, уже было разошедшиеся по домам. Приходили и вчерашние посполитые, требуя записать их в казаки. Отказа никому не было. Уже к началу августа в распоряжении гетмана оказалось около 50 тысяч казаков и он был готов к отражению наступления Николая Потоцкого, неуклонно приближавшегося к Белой Церкви. Не уклонился Хмельницкий и от явки на черную раду на Маслов Став. Давно подмечено, что люди, оправдывая себя, бывают удивительно красноречивы, Хмельницкий же в искусстве витийства не знал себе равных. Благодаря своему красноречию и изворотливости, а также поддержке старшины, рада снова вручила ему гетманскую булаву, еще более укрепив его пошатнувшееся было положение.

Тем временем войско коронного гетмана продвигалось в направлении Паволочи не так быстро, как он рассчитывал. Слухи о разгроме казацкой армии под Берестечком разошлись по всему краю. Народ понимал, что поражение казаков означает возврат поляков в свои маетности и не хотел этого допустить. Повсеместно на пути поляков вспыхивали крестьянские восстания, отдельные крестьянские отряды нападали на фуражиров и отставших солдат, войско не могло добыть провиант и фураж, начались голод и болезни. В создавшейся обстановке коронный гетман вынужден был разделить свою армию на несколько отрядов, разошедшихся в направлении Паволочи, Таборовки и Белой Церкви.

Ввиду приближения поляков к Паволочи, казаки отошли к Белой Церкви. Сюда же поспешил со своими бужанами и неутомимый Иван Богун. Он в считанные дни успел собрать десятитысячное войско, подойдя к Белой Церкви, укрепил ее и без того мощные фортификационные сооружения, и отразил попытки разрозненных польских отрядов взять город штурмом. Основные силы коронного гетмана, которые к этому времени встретили ожесточенное сопротивление под Таборовкой и местечком Трилисы, продвинуться дальше не смогли.

В Паволоче случилось событие, значительно подорвавшее моральный дух поляков. В начале августа от внезапно вспыхнувшей эпидемии черной оспы скоропостижно скончался князь Иеремия Вишневецкий, герой Збаража, участник многих битв и сражений, непримиримый враг казаков. Спустя несколько дней, 13 августа Потоцкий взял штурмом Трилисы, оборону которого возглавил отважный казацкий сотник Александренко, год назад оборонявшийся на Подолии от Калиновского. Все защитники этого городка сопротивлялись до последнего, и даже одна женщина убила косой немецкого полковника Штрауса. Разъяренные оказанным сопротивлением немцы и поляки в отместку уничтожили все живое в окрестных хуторах. Справедливости ради следует отметить, что и местные жители подвергали страшным пыткам и истязаниям захваченных в плен поляков и немцев. Но все же потери в войске Потоцкого оказались столь серьезными (большей частью из-за болезней), что для продолжения наступления у него не хватило сил.