Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник)

– Привет даме, победившей Дамасского Льва! – воскликнул он с видимым волнением, опускаясь перед ней на одно колено, как делали европейские рыцари, и впиваясь глазами в лицо молодой девушки. – Синьора, – продолжал он, – вы видите во мне не врага, а друга, который имел случай удивляться вашей выходящей из ряда вон храбрости и который не питает никаких злобных чувств за то, что был побежден такой доблестной героиней. Приказывайте Мулей-Эль-Каделю все, что угодно: отныне он видит свое величайшее счастье в том, чтобы спасти вас и таким образом уплатить хотя бы часть своего долга.

Когда молодая девушка увидела опустившегося перед ее ложем на колено своего недавнего противника и выслушала его горячее приветствие, она немного приподнялась на локте и с удивлением воскликнула:

– Вы! Мулей-Эль-Кадель?

– Да, это я. Вероятно, вы, доблестная синьора, сомневались, чтоб я, мусульманин, пришел на ваш зов? – грустно спросил молодой турок.

– Если и было это сомнение, то оно теперь исчезло, – ответила герцогиня. – Да, я действительно думала, что вы не придете и что мой верный слуга… более не вернется ко мне. Все возможно в такое время и при таких…

– Только не то, чтобы Мулей-Эль-Кадель мог быть так же кровожаден, как Мустафа с его янычарами! – горячо перебил молодой человек. – Они храбры – это верно, зато и свирепы, как азиатские тигры. Я не выходец из диких степей Туркестана или вечных песчаных пустынь Аравии и находился не при одном дворе моего султана. Я бывал и в Италии, синьора.

– Вы видели мою прекрасную родину, Мулей-Эль-Кадель? – с видимым удовольствием спросила герцогиня.

– Видел, синьора, любовался Венецией и Неаполем. Там я и научился ценить цивилизацию и образованность ваших соотечественников, которых глубоко уважаю.

– Мне так и казалось, что вы не должны походить на остальных мусульман, – заметила молодая девушка.

– Из чего же вы это заключили, синьора?

– Да хотя бы и из тех слов, которые вы крикнули вашим воинам, набросившимся было на меня с целью отомстить за ваше поражение. Достаточно для меня было и этого, чтобы понять, с кем имею дело.

Чело молодого турка слегка омрачилось, и из груди вырвался вздох.

– Да, все-таки горько подумать, что я был побежден рукой женщины! – тихо сказал он.

– Нет, Мулей-Эль-Кадель, не женщины, а капитана Темпесты, считавшегося среди храбрых защитников Фамагусты одним из первых бойцов. Честь Дамасского Льва нисколько не пострадала, тем более что он доказал свое мужество и искусство, сломив старого медведя польских лесов, перед грубой силой которого многие отступали.

Чело турецкого витязя мгновенно прояснилось при этих любезно сказанных словах, и на губах его мелькнула улыбка.

– Да, я согласен, – сказал он, – что лучше быть побежденным рукой женщины, нежели мужчины… Но все-таки я желал бы, чтобы об этом знали только мы одни и чтобы от моих соотечественников навсегда было скрыто, кто в действительности капитан Темпеста. Они держатся разных со мной взглядов.

– Даю вам слово, Мулей-Эль-Кадель, что от меня никто не узнает этой тайны, – поспешила его окончательно успокоить молодая девушка. – Кроме двух находящихся сейчас здесь моих испытанных друзей, в Фамагусте было всего три лица, которые знали ее, но в настоящее время их уже нет на свете: Мустафа никого из них не оставил в живых.

– Да, великий визирь – зверь, опозоривший в глазах христианского мира всю турецкую армию. Я думаю, и сам Селим, хотя и не отличающийся особенным великодушием и мягкостью, не одобрил бы его. Побежденные имели полное право на пощаду за проявленную ими храбрость и стойкость… Однако что же мы говорим об этом, когда есть кое-что более важное для нашей беседы. Синьора, я узнал, что вы нуждаетесь в подкреплении ваших сил, и приказал своим слугам захватить с собой закусок и вина.

Молодой турок сделал знак своим неграм, которые тотчас же приблизились и достали из принесенных ими корзин холодное мясо, хлеб, покрытую плесенью бутылку французского вина, сухари, бисквиты, кофе в особой грелке, пару ножей и две чашки.

– К сожалению, другого ничего не могу предложить, – говорил Мулей-Эль-Кадель. – Хотя стол самого визиря превосходно снабжен, у его подчиненных недостает многого, к чему они привыкли.

– Я и на это не могла рассчитывать и очень признательна вам за вашу заботливость, – сказала молодая герцогиня с сердечной улыбкой. – Но мои друзья более меня настрадались от недостатка пищи, уже по одному тому, что они как мужчины имеют лучший аппетит… Угощайтесь, синьор Перпиньяно, и ты также, мой верный Эль-Кадур, – прибавила она, указывая на закуску.

Сама она удовольствовалась чашкой кофе, налитой ей молодым турком, и бисквитом, между тем как ее лейтенант и араб, пропостившись более двадцати четырех часов, с волчьим аппетитом набросились на более существенное.

– Так скажите мне, синьора, что я должен сделать для вас? – спросил Мулей-Эль-Кадель, когда молодая девушка отставила выпитую чашку и отказалась от второй.

– Я попрошу вас помочь нам выйти из Фамагусты, – ответила она.

– Вы желаете возвратиться в Италию?

– Пока нет.

На красивом подвижном лице турка выразилось глубокое изумление.

– Следовательно, вы желаете остаться на Кипре? – произнес он тоном, в котором слышалась как бы затаенная радость.

– Да, до тех пор, пока я не разыщу любимого человека, находящегося у вас в плену, – пояснила герцогиня.

Лицо Мулей-Эль-Каделя заметно омрачилось.

– Кто же этот человек? – уже более сухо предложил он вопрос.

– Виконт Ле-Гюсьер.

– Ле-Гюсьер? – повторил Мулей-Эль-Кадель, закрыв глаза рукой, чтобы сосредоточить свою мысль. – Погодите, начинаю припоминать… А, это, должно быть, один из тех немногих дворян, которые были взяты в плен и пощажены Мустафой, не правда ли?

– Да. Вы знали его лично? – видимо волнуясь, осведомилась молодая девушка.

– Если это тот самый, кого в Никосии называли звездой, душой тамошнего гарнизона, то знал и помню, что о нем шла молва как о самом доблестном из христианских военачальников…

– Он, он самый… Мне хотелось бы узнать, где его держат в плену.

– Это не трудно будет узнать. Стоит только порасспросить кое-кого у нас.

– Может быть, эти дворяне были отправлены в Константинополь, вы не слыхали об этом?

– Нет, и мне кажется, что у Мустафы были особые намерения относительно этих пленников… Вам желательно освободить их всех до вашего возвращения на родину?

– Нет. Я приехала сюда в качестве капитана Темпесты исключительно с целью вырвать из ваших рук виконта Ле-Гюсьера, но, если бы удалось освободить вместе с ним и остальных пленных, я, разумеется, была бы очень довольна.