Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник)

Когда старый матрос и его товарищ, тоже вежливо поклонившийся герцогине, принялись за еду, Перпиньяно шутливо сказал:

– А знаете что, дедушка Стаке, ведь эта еда и вино – турецкие! Нам обещано и еще, когда все это выйдет.

– А! Значит – добыча, отнятая у турок? – обрадовался старик. – Хвалю. Положим, я был бы еще более в восторге, если бы на месте этого куска бычьего мяса лежала передо мной изжаренная голова самого Мустафы. Честное слово, я справился бы с ней двумя глотками… Что, брат Симон, наверное, и ты не отказался бы сделать то же самое? А?

Но юноше некогда было отвечать: он так усердно работал челюстями, что ему позавидовала бы любая акула, проголодавшая целый месяц. Мясо, хлеб и вино с изумительной быстротой исчезали в нем, словно в бездонной пропасти.

Герцогиня и Перпиньяно с улыбкой слушали и смотрели на эту маленькую интермедию. Один араб оставался бесстрастен, как бронзовая статуя.

– Капитан, – вновь обратился к герцогине дедушка Стаке, когда насытился в достаточной для себя мере, то есть съел не более пятой части того, что поглотил его юный товарищ, – я не нахожу слов, чтобы достойным образом выразить вам свою признательность…

Он вдруг замялся и устремил свои острые серые глаза на молодую девушку.

– Э! – воскликнул он через минуту. – Должно быть, у дедушки Стаке глаза все еще затуманены дымом или он вообще начинает плохо видеть!..

– Что вы хотите этим сказать? – смеясь спросила герцогиня.

– Хоть я больше знаю толку в смоле и дегте, нежели в женском поле, я все-таки готов поклясться всеми акулами Адриатического моря, что вы…

– Молодец, дедушка Стаке! – сказал Перпиньяно, переглянувшись с молодой девушкой и прочитав в ее глазах разрешение подтвердить догадку старого морского волка. – Ваши глаза так же остры, как у акул вашего родного моря. Выпейте-ка еще стаканчик этого прекрасного вина за здоровье герцогини д’Эболи, капитана Темпесты тоже, а потом засните себе с Богом вместе с вашим товарищем. Вы давно уже не имели возможности спокойно спать, пользуйтесь случаем.

Старик выпил предложенный ему стакан вина и, пригласив с собой Симона, теперь вполне уже насытившегося, в угол на приготовленное им арабом место, сказал с низким поклоном:

– Повинуюсь и желаю приятного сна храброму победителю… или, вернее, храброй победительнице лучшего из турецких бойцов.

Когда оба моряка громким храпом возвестили о том, что они находятся в крепких объятиях Морфея, Перпиньяно шепнул герцогине:

– Синьора, вас выслеживают.

– Кто?.. Янычары? – стремительно приподнявшись, спросила она.

– Нет, капитан Лащинский.

– Лащинский! – с удивлением воскликнула герцогиня. – Да разве он жив еще? Не ошиблись ли вы, синьор Перпиньяно?

– Нет, синьора, не ошибся. Я сейчас только видел его и говорил с ним. Он сделался мусульманином ради спасения жизни.

– Вы с ним говорили?.. Где же это?

– Недалеко отсюда, когда я шел вот за этими молодцами, – отвечал Перпиньяно, кивнув головой в сторону спящих моряков.

– Вы думаете, что теперь этот человек будет выслеживать наше убежище, чтобы выдать Мустафе или, вернее, его ищейкам?

– От этого бессовестного авантюриста, отрекшегося от религии своих отцов, можно всего ожидать, синьора. Он следил за мной, но, к счастью, мне удалось от него спрятаться, и он прошел мимо, не заметив меня.

– Вы уверены, что он еще не знает нашего убежища, синьор Перпиньяно?

– Пока, кажется, не знает, но за будущее, разумеется, не могу поручиться.

Араб, до сих пор молча лежавший на своем месте, возле самого входа, вдруг вскочил и своим спокойным голосом спросил:

– Вы говорите, что встретили его недалеко отсюда?

– Да, в первом переулке налево от площади.

– Может быть, он и сейчас еще там?

– Может быть, хотя наверное я этого не знаю.

– Хорошо! Я пойду и убью его. Будет хоть одним врагом меньше, а вместе с тем и одним отступником, – решительно проговорил араб.

Эль-Кадур вновь накинул на себя сброшенный было бурнус и заткнул за пояс ятаган. Его высокая фигура отбрасывала в дымном свете факела фантастическую тень на красные кирпичные стены подземелья. Своей головой с целой копной длинных волос и энергичным лицом с пылающими глазами и свирепым выражением он в эту минуту поразительно напоминал льва аравийской пустыни.

– Убью! Непременно убью его! – твердил он. – Я должен его убить уже потому, что он… соперник жениха моей госпожи.

– Нет, сейчас ты никого не убьешь! – вдруг повелительным тоном сказала герцогиня. – Брось свой ятаган! Слышишь?

Араб, точно повинуясь высшей силе, машинально бросил ятаган на землю.

– Вот так, мой верный слуга. Ты должен охранять нас тут, а не бегать убивать людей, которые пока еще не трогают нас.

– Виноват, падрона, – смиренно сказал араб, укладываясь снова на свое место. – Я действительно совсем сошел было с ума… во мне вскипела бурная кровь отца, а когда это случается – я забываюсь.

Вечером следующего дня, в обещанное время, Мулей-Эль-Кадель явился в подземелье. Чтобы не возбудить ни в ком подозрения, ему пришлось сделать большой крюк. На этот раз его сопровождали не два, а четыре негра, с ног до головы вооруженные, и каждый с большой корзиной в руках.

Эль-Кадур впустил в свое убежище этот маленький отряд также лишь после того, как он вполне удостоверился, что это друзья.

– Вот и я, синьора, – сказал молодой витязь, подходя к герцогине. – Я сдержал клятву, данную вам во имя Корана… Клясться Кораном – все равно что клясться самим Магометом… Я доставил вам одежду, оружие, провизию, ценные для вас сведения, а возле башни нас ожидают шесть лошадей, выбранных мной из числа лучших в албанском полку, которым я командую.

– Я и не сомневалась в вашей правдивости и в вашем великодушии, – ответила молодая девушка, протягивая ему руку. – Сердце женщины редко обманывается.

– Никогда бы я не поверил в великодушие этих азиатов, – потихоньку бормотал дедушка Стаке.

– Мулей-Эль-Кадель, – продолжала герцогиня, стараясь заглушить бормотанье старика, которое могло не понравиться турку, – вы не заметили, чтобы кто-нибудь следил сейчас за вами?

По лицу молодого турка пробежало выражение тревоги.

– Почему вы об этом спрашиваете, синьора? – осведомился он.

– Нет, вы сначала скажите мне, никто не попался вам на пути сюда? – настаивала герцогиня.

Мулей-Эль-Кадель немного подумал, потом отвечал:

– Да, нам попался капитан янычар, который показался мне пьяным.

– Ну, так это он и есть! – вскричал Перпиньяно.

– Кто он?

– Польский медведь, – объяснила герцогиня.

– Тот самый хвастун, которого я сшиб с коня одним ударом сабли и который отрекся от своей веры, чтобы принять нашу?