Энтони Ричес - Раны чести

— Вы его приняли?

Эквитий с искренним удивлением посмотрел на старшего центуриона.

— Да. Сейчас он занимается своим снаряжением.

Префект молча улыбнулся.

— Спасибо. Благодаря вам я смог вернуть долг Солемну.

Старший центурион поморщился.

— Посмотрим. Я согласился только дать ему шанс. Всего один, хотя вряд ли он это понял. Взамен я получаю двух центурионов по цене одного. Или, скорее, одного очень хорошего центуриона и труп, который тихо похоронят…

Эквитий вопросительно взглянул на него. В ответ старший центурион мрачно улыбнулся.

— Ну, вы же не думали, что я выпущу из рук прекрасно подготовленного легионного центуриона? Сегодня утром я немного поболтал с Тиберием Руфием, и он сделал мне интересное предложение, особенно с учетом нынешней нехватки опытных командиров. Я решил согласиться на сделку, если удастся отыскать в юном Корве намек на таланты. А честно говоря, такой намек есть. Ваш друг легат получает укрытие для своего сына, а взамен я могу пользоваться его человеком, Руфием, до первого снегопада следующей зимы. По мне, так честный обмен.

Марк не догадывался, чем заплатили за его место в рядах тунгрийцев, пока солдат, посланный проводить его на склады крепости за снаряжением, не открыл юноше их сумеречный мир. Квинт Тиберий Руфий ждал его у длинного деревянного стеллажа, за спиной мужчины громоздилась кипа снаряжения и одежды. Марк на секунду застыл в дверях, привыкая к полумраку и пытаясь справиться с удивлением.

— Квинт, что ты…

Ветеран смущенно улыбнулся, явно разрываясь между радостью от вновь надетой формы и тем, на какие мысли его присутствие может навести друга.

— Я снова получаю соль, парень; принял предложение и получил койку центуриона, на год или даже больше, если дела хорошо пойдут.

Марк сложил два и два, и его лицо внезапно исказилось от гнева.

— Так я получил шанс начать новую жизнь ценой твоей службы? Ну, это не продлится…

Вскинутая рука Руфия призвала его к молчанию.

— Минутку, парень. Эй, ты! Ко мне!

Кладовщик высунулся из-за стойки с копьями и нехотя подошел к прилавку. Руфий одним движением ухватил его за ухо и, прижав голову солдата к полированному годами дереву, подтащил поближе.

— Значит, интересуешься нашей беседой?

Голова энергично заелозила по прилавку. Руфий вытащил кинжал и ласково провел кончиком по мягкой коже вокруг уха.

— Хорошо. Тогда давай проясним ситуацию. Если я услышу от кого-нибудь хоть слово из моего частного разговора с другом, через час твоя голова лишится уха. Может, ты и избавлен от нарядов, но от моего кинжала это тебя не избавит. Дошло?

Голова бешено закивала.

— Хорошо. А теперь заберись поглубже в свой сарай и не вылезай оттуда, пока я не позову.

Кладовщик, не оглядываясь, скрылся в темноте. Руфий с ухмылкой повернулся к другу.

— Тебе с самого начала нужно выучить одно — все, сказанное на складах когорты, станет общественным достоянием. Это так же верно, как и то, что начальник складов — самый богатый офицер крепости, если у него есть хоть унция мозгов… Ладно, я прервал тебя на полуслове. Ты говорил, что меня шантажом заставили пойти на службу в когорту в обмен на твою безопасность и что ты не намерен терпеть такое обращение?

— Я…

Руфий вновь поднял руку, прося юношу помолчать.

— Минутку. Прежде чем ты продолжишь, думаю, мне следует разъяснить свою позицию. Когда Солемн попросил отвести тебя сюда, он предупредил — префекту Эквитию отчаянно не хватает опытных офицеров. Он сказал, что Эквитий, а скорее, его старший центурион, могут попытаться вынудить меня служить здесь. И знаешь, при этих словах у меня сердце чуть из груди не выскочило. Ты думаешь, меня шантажировали — и да, Фронтиний думает, что раскрутил меня на выгодную сделку, но в действительности выиграл я.

Марк непонимающе нахмурился.

— Но почему? Ты же заработал отдых после двадцати пяти лет службы.

Руфий залез в груду своего нового снаряжения и вытащил жезл — кусок виноградной лозы, за годы использования вытертый до блеска.

— Видишь его? Простая деревяшка, и годится разве что на растопку, пока я не взял ее в руки. Но в моих руках это символ власти. Пятнадцать лет таскал почти такой же по всей стране, пока он не стал частью меня. Первый предмет, который я брал в руки утром, и последний, который откладывал, когда ложился спать. И скажу тебе: я любил эту жизнь. А хочешь узнать, какой день был худшим за все двадцать пять лет, проведенных мною «под орлом»?

Марк кивнул; злость ушла, оставив печальное смирение. Руфий уставился куда-то вдаль, словно перед глазами находились вовсе не стены склада.

— Мой худший день… не тот, когда я впервые попал в лагерь новобранцев в Галлии, где меня остригли, а центурион гонял нас вокруг плаца, пока кишки изо рта не полезли. И не тот, когда моя центурия попала в засаду в долине Тавы и через десять минут от семидесяти семи человек осталось пятьдесят три и груда мертвых и умирающих. Да простит меня Бригантия, но даже не тот, когда безвременно ушла моя жена, которую забрали холод и сырость. Хотя тот день близок к худшему…

Руфий глубоко вздохнул.

— Нет, худший день за все эти годы — тот, когда мне пришлось вернуть жезл легату. Стоял туман, весь легион выстроился на парад, центурии тянулись вдаль, пока не скрывались в дымке. От меня требовалось всего лишь промаршировать вдоль моей когорты, принять их приветствие, подойти к легату, вручить ему жезл, отсалютовать, развернуться кругом и смотреть, как легион уходит. Казалось, это займет целую вечность, но все закончилось в мгновение ока. Я стоял рядом с легатом и смотрел, как марширует легион и моя когорта, которой командует другой человек, мой друг. Я готовил его много лет, выбрав среди всех своих центурионов. Но это было все равно что смотреть на свою жену в объятиях другого мужчины…

Он вынырнул из своих воспоминаний и серьезно посмотрел на Марка.

— Итак, центурион, когда Секст Фронтиний улыбается тебе, а ты прекрасно знаешь — он думает, что приобрел опытного офицера по цене временной помехи, да и то, пока он не найдет повод обвинить тебя в неудаче, скажи себе так — Квинт Тиберий Руфий счастлив, как свинья в огромной куче навоза. А ты, парень, не допустишь ошибки. Не тогда, когда я рядом и готов поддержать. Понял?

Марк кивнул и выдохнул:

— Понял.

— Хорошо. Они сказали, кто назначен твоим оптионом? Я спрашиваю только потому, что Фронтиний особо подчеркнул это. Похоже, он решил, так будет забавно.

Марк снова кивнул, поджав губы в предчувствии продолжения.

— Я бы тоже посмеялся, если бы не думал, проклятье, что будет очень сложно…

К огромному удивлению римлянина, Дубн с исключительным хладнокровием принял известие о назначении Марка центурионом Девятой центурии, а его самого — оптионом. Юноша дождался, пока они не остались одни в комнатах центуриона, и только потом задал вопрос в лоб. Дубн, не выказывая никаких эмоций, посмотрел на него и пожал плечами: