Ланс Хорнер - Дьявол

— Необходимо? Сколько трусости в таком признании! Еще больше, чем в самом поступке.

— Я сказал необходимо, и это действительно было необходимо. Видишь ли, мне надо было кое-что доказать, не только себе, но и Бабе. Все остальные уже стучались в твою дверь, но никому не удалось войти. Это был вызов. Мне надо было доказать, что я, как мужчина, превосходил любого мавра, что моя мужская сила превосходила силу любого араба. Более того, — уголки его рта опустились, и его улыбка была попыткой к смирению, — до этого ни одна женщина не отказывала мне, и, овладев тобой, я удовлетворил свое тщеславие. Так что я должен был рассчитывать только на силу и сейчас сожалею об этом. Ты заслуживала лучшего отношения к себе.

— Это уж точно. — Рука ее легла ему на голову, а пальцы теребили локон. — Я заслужила быть изнасилованной еще раз. Одного раза было недостаточно, Рори. Ты зажег огонь и потом дал ему волю разгореться во мне, даже не думая затушить его. Вторгшись раз, ты должен был захотеть сделать это опять, но, нет, ты относился ко мне с холодным уважением, которого была достойна разве что твоя сестра, к которой ты не питал никаких добрых чувств.

— А ты? Ты обращалась со мной еще хуже.

— Я пришла к тебе во второй раз, буквально приползла на коленях, умоляя об этом, а я не та женщина, которая просит об одолжении любого мужчину, Рори Махаунд. Я хотела, чтобы ты овладел мною, а не заставлял бы меня просить об этом.

— Сотня, а то и больше женщин из моего гарема делали то же самое. А ты чем лучше?

— Ты всегда был самодовольным подлецом, таким уверенным в своей власти над женщинами. Ты никогда не уставал от того, что они молят тебя об одолжении? Что ж, тогда я не умоляла тебя, но сейчас я утратила всю свою гордость и умоляю тебя об этом. Подумай, какой всепожирающий костер ты разжег во мне, и после этого пальцем не пошевелил, чтобы затушить его! Где, ну где мне найти того, кто мог бы заменить тебя?

У Рори чуть с языка не сорвалось, что она, без всякого сомнения, нашла прекрасного заместителя в молодом Фаяле, который был в состоянии потушить огонь, бушевавший в ней, но он проглотил слова. События приняли такой оборот, о котором он и не предполагал. Что ж, будь что будет. Какой с него теперь спрос. Вытянув руки вверх, он притянул ее к себе, и она опустилась ему на колени, но тут он вспомнил про хлипкий стул под собой. Он поднял ее, почувствовав, какой легкой она была в его руках, и усадил в кресло напротив. Опустившись перед ней на пол, он обвил ее талию руками, прислонившись лицом к ее теплому телу, ощущаемому через тончайший шелк.

— Ох, я так хочу тебя, Рори. — Она наклонилась, чтобы взять в руки его лицо и поцеловать его в губы. — Сильно, очень сильно. Но моя глупая гордость никогда не позволяла мне попросить тебя, после того как ты вышвырнул меня из своей постели, когда я легла в нее обманным путем. Все время я надеялась, что ты станешь ухлестывать за мной, ага, даже снова попытаешься овладеть мною силой, и я заходилась от ревности к мавританским девкам, которые делили с тобой твою постель и твое тело. И хотя я пылала ревностью к Альмере, которая носила доказательство твоей любви у себя под сердцем, я хотела взять ее с собой. Простые разговоры о тебе немного приглушали мое горе, когда мы были разлучены.

— Расскажи мне все, что произошло. — Он прижал ее к себе, с удовольствием вдыхая запах лаванды, исходящий от ее кожи.

Ее ладони сжали ему голову, а пальцы утонули в волосах, когда она начала долгий рассказ о том, что произошло с ней с тех пор, как она оставила его в Танжере. Они с Альмерой проплыли до Гибралтара, где у них возникли трудности с высадкой на берег. Англичане не были рады никаким кораблям от своих мавританских соседей, но когда она крикнула с палубы толстошеим солдатам на причале, что она англичанка и возвращается домой, и обругала их толпой неотесанных мужланов, они смягчились и разрешили ей сойти на берег с Альмерой и не стали конфисковывать судно.

Потом когда они узнали про ее титул, то отвели к командиру гарнизона, чья жена снабдила ее цивилизованной одеждой. Почти сразу же она смогла вернуться в Англию и нашла дом отца в Лондоне.

Увы, никто не поверил, что она принцесса Сааксская, даже когда она стала размахивать пергаментом с арабскими письменами и тяжелыми печатями у них перед носом. Она была пленницей у мавров — такие слухи ходили по всему Лондону под звон чайных чашек и щелканье вееров. Какие восхитительно-ужасные вещи должны были с ней приключиться, потому что, конечно же, она провела время в мавританском гареме. Все знали, что приключается с девушками в подобных местах. И все шептались, что раз она смогла убежать от этих ужасных турок, которые могли совершить что угодно, абсолютно что угодно с девушкой, значит, она была более сговорчивая, чем остальные, чтобы заполучить свободу и фиктивный титул, которым она щеголяла перед ними. Ох, все это, конечно, чрезвычайно щекотало нервы, но с ней обращались как с изгоем.

Ее не приглашали ни на званые обеды, ни на вечеринки, ни даже на чай. Ее игнорировали, унижали, бросили наедине с мыслями о Рори. Она сожалела, что не осталась в Сааксе. Из-за своей невероятной, неправдоподобной истории она стала предметом насмешек в Мейфэре и Белгрейве, хотя она уверена, что там не было ни единой толстошеей бабы с лошадиным лицом, которая тайно не завидовала бы ей.

Даже ее собственная семья не поверила ей. Оставалось только одно: выйти замуж, как настаивал ее отец, при условии, конечно, что кто-нибудь захочет такой подмоченный товар даже при значительном приданом. Но всегда найдется человек, которого устроит если не она, то приданое. Сэр Бэзил Клеверден, кузен ее отца, оказался таким человеком. Да, он был старше ее отца и такой рябой, что напоминал крокодила, но он получил назначение губернатором его величества в колонию Тринидад и должен был немедленно отъезжать. Ему нужны были любые средства, чтобы набить изъеденные крысами сундуки деньгами, к тому же он не имел ничего против молодой жены, потерявшей свою девственность. Она могла возродить в нем остатки страстей, потраченных им на самых дорогих лондонских шлюх. Его выносили только дорогие куртизанки, портовые же девки с Темзы просто воротили от него нос. Старик Фитцолбани схватился за случай сбагрить с рук свою дочь, за которой тащился длиннющий шлейф сплетен, да к тому же так удачно — за океан. Так она вышла замуж, никто не спрашивал ее согласия, и у нее остались лишь воспоминания о Рори в качестве утешения после хилых и бессильных потуг сэра Бэзила.

Какой же идиоткой она была! Да, сейчас она это понимала. Ей следовало остаться в Сааксе и томиться в гареме Рори в надежде, что когда-нибудь он вернется и заметит ее. Даже гаремные евнухи были лучше сэра Бэзила, а она бы принадлежала Рори, который не смог бы игнорировать ее всю жизнь. Она даже предпочла быть проданной в рабство при условии, что ее господином стал бы какой-нибудь молодой и сильный араб. Ее замужество было еще одной формой рабства, — пожалуйста, поверьте ей, — пусть сэр Бэзил и не был молодым арабом, зато старый развратник был страшно ревнив.