Ланс Хорнер - Дьявол

Короче говоря, во всем был виноват Рори. Она обвиняюще показала на него пальцем, потом наклонилась и поцеловала. Это он разжег в ней пылающую страсть, а затем бросил ее. Неужели он думает, что какой-нибудь другой мужчина когда-нибудь сможет удовлетворить ее? Он опять хотел было возразить, но она приложила палец к его губам. Он не должен обращать внимания на ее женские слабости, когда-то он овладел ею силой и должен был вновь и вновь повторять содеянное, невзирая на ее глупые отказы. Он должен был разглядеть, что ей нужен был повелитель, человек, который сломил ее упрямство и дал ей понять, что она сама не знала чего хочет. Даже удар кнутом был бы полезен, чтобы привести ее в чувство.

Вдруг посреди всех этих обвинений она оказалась на полу подле него, прильнув своими губами к его. Руки его обвили ее и стали стаскивать с нее тончайший шелк ее одежд.

— О, Рори, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Вместо ответа он взял ее на руки, положив ее голову себе на плечо и ощущая руками тепло ее тела. Растрепанная кровать манила его, и он понес ее и осторожно опустил на постель под натянутую сеть. Пальцы его стали искать пуговицы на одежде, а ее руки, откинув белый полог, сорвали с него все. Его тело рухнуло рядом с ее, совпадая с ее очертаниями, и губы их встретились на этот раз без колебаний, обвинений или извинений. Наконец-то она добилась того, о чем так долго мечтала, того, что не могло служить лишь временной заглушкой ее страсти, вроде Фаяла, наконец-то она добилась человека, которого, совершенно не понимая этого, она всегда хотела.

В его любовной игре были та теплота и импульсивность, которых ей всегда не хватало с Фаялом, который, казалось, думал лишь о том, как бы поскорее пронзить ее. Руки Рори блуждали по ее телу, а губы его находили самые сокровенные места, которые разжигали в ней пожар. Пока его руки исследовали ее, руки Мэри занимались тем же, двигаясь вниз от густых курчавых волос на груди, пощипывая напружинившиеся соски, затем дальше вниз через конхоидальные завитки пупка в густое руно паха, чтобы схватить… что? Неужели она преувеличивала это в своих воспоминаниях с того незабываемого дня в Сааксе. (Как будто Рори когда-либо нуждался в преувеличениях?) Куда там! Все было на месте, со своим столь запомнившимся потенциалом, но больше ничего. Ни поцелуи, ни ласки, ни изощренные манипуляции не могли увеличить этот потенциал и привести его в набухшее, несокрушимо твердое состояние, которое трансформировало бы его в тур-де-форс. Мэри сдалась, это было невозможно. Хуже того, Рори попробовал было сам, но никакое «самообладание» не дало желаемых результатов. Через полчаса жалких потуг, которые выставляли обоих в смешном виде, он вынужден был пойти на мировую. Все равно что решетом воду носить. Смиренно и с чувством стыда, которого он никогда до этого не испытывал, Рори извинился, а она, лишенная того, чего жаждала каждый миг в течение прошедших месяцев, нашла убежище под маской ледяного презрения, которое всегда было ее лучшим оружием. Слова ее, холодные от неудовлетворенной страсти, обрушились на него таким потоком сарказма, что обожгли его, как кипятком.

— Вон! — била она кулаками по его груди. — Забирай свои манатки и убирайся вон. Будь ты проклят, проклят, проклят! Возвращайся к своей блуднице, этой миссис Фортескью, которая тебя так выжала, что ты и не мужик больше. Ох, я знаю все про твои визиты к ней в дом, знаю, ты пришел прямо от нее. Ничего удивительного, что ты импотент, безделушка, имитация мужчины. Как ты смеешь лезть из ее постели в мою, когда от тебя еще пахнет ее дешевыми духами, а вся твоя сила ушла на ее изнурительные проделки? Убирайся! — Острые ногти ее царапали ему грудь, а кулаки колотили куда придется.

Рори вырвался из ее яростных объятий и выскочил из кровати, схватив одежду и пытаясь одеться, одновременно парируя ее атаки.

— Возвращайся к своей шлюхе! — теперь она уже визжала. — Возвращайся к этой проститутке в ее вонючий дом. Она, наверно, знает разные штучки, как возбудить тебя. Если б я знала столько же, сколько она, у меня бы тоже получилось. Я скажу мужу, чтоб он закрыл ее. Я сожгу ее чертово заведение дотла. Я прикажу заковать ее в колодки и пытать каленым железом. Я…

— Утешься, Мери. — Рори наконец-то нашел возможность вставить слово в ее тираду. — Полегче с угрозами в ее адрес. Зачем же плевать в собственный колодец? Не забывай, там Фаял. Он тебе еще понадобится, и довольно скоро, держу пари.

Она затихла, краска исчезла с ее лица.

— Фаял? Она тебе рассказывала про него? А ну ее к черту, эту лживую суку.

— Ей незачем было рассказывать мне про него. Это я прислал его ей.

— Я не это имела в виду…

— Если ты имела в виду, рассказала ли мне Мэри Фортескью про тебя с Фаялом, — то нет, слова здесь не нужны. Я своими глазами видел, как ты скакала на этом похотливом жеребце и как ты наслаждалась каждой минутой этой скачки.

— Ты дьявол! Ты шпионил за мной! Ты видел! Тем больше оснований у меня уничтожить эту женщину.

Он замотал головой, застегивая пуговицы на рубашке и повязывая галстук вокруг шеи.

— Ты никого не уничтожишь. Никого, слышишь? Ты не уничтожишь Мэри Фортескью, и ты не будешь мстить мне за то, что не является моей виной. Бог свидетель, мне так же, как и тебе, хотелось дать тебе то, чего ты так страстно желала. Со мной что-то случилось, не знаю что, но, поверь мне, для меня это еще большее разочарование, чем для тебя. Но ты будешь держать язык за зубами, дорогуша. Говоришь, у тебя ревнивый муж. Так что жди благоприятного случая и смотри не проболтайся мужу, иначе, клянусь, он узнает про твои визиты к Фаялу. Твоей вины нет в том, что у нас сегодня ничего с тобой не получилось, это не значит, что ты мне не нравишься. Повторяю тебе, со мной что-то произошло. А что, сам не знаю…

— Зато я знаю! Ты беспутный повеса, развратник, блядун, вот ты кто, милорд Саксский. Ты уже весь растратился раньше времени. Тебя истощили, высосали и лишили мужественности все эти гаремные потаскухи, на которых ты залезал, они выжали тебя, как лимон. Да ты точно сифилис подхватил от всех проституток, которых имел, а то еще хуже — поддался мавританскому пороку и так полюбил хорошеньких мальчиков, что ни одна женщина тебя возбудить не может. Что ж, возвращайся к своим педерастам. Видеть тебя больше не желаю. Никогда, никогда, никогда! Теперь уходи!

— Только после того, как увижусь с Альмерой и сыном.

Вдруг до нее дошло, что он по-прежнему остается в ее власти. Она отступила от него, и отталкивающе хмурый вид ее сменился коварной улыбкой.

— Ты угрожал мне, Рори Махаунд. Потому что тебе удалось при потворстве этой суки Фортескью увидеть меня с Фаялом, ты думаешь — меня можно шантажировать. Ты грозился пойти к моему мужу, и, хотя я ненавижу этого полоумного старого пердуна, я не позволю, чтобы про меня снова распространяли сплетни. И теперь, Рори Махаунд, ты будешь держать язык за зубами, если хочешь еще увидеть Альмеру и это драгоценное отродье, которое ты называешь сыном. Я придушу ее шнурком и удавлю маленького ублюдка подушкой… Не думай, что я не посмею этого сделать, если про Фаяла узнают.