Уильям Дитрих - Мятежная дочь Рима

— Хочешь, я покажу тебе свой новый дом? — неловко предложил он, похоже, даже не подумав, что следовало бы сказать «наш».

— Может быть, завтра? — Голос ее слегка дрожал. «Как он красив! — с неожиданным трепетом подумала она, украдкой поглядывая на своего мужа. — Только очень старый… и держится так скованно и напряженно, будто он не человек, а мраморная статуя». Валерия давно уже успела понять, что Марк по натуре человек очень сдержанный, который терпеть не может драматических жестов, которыми грешил цезарь, да и красноречие Цицерона тоже явно не входило в число его достоинств. Но разве это не делало его более прямодушным, искренним… не таким напыщенным, как они? И гораздо, гораздо более человечным?

— Конечно, — словно извиняясь, торопливо закивал он. — Может, хочешь немного вина? — Я и так уже выпила достаточно. Боюсь, как бы не опьянеть.

— А я бы выпил, пожалуй.

Он провел ее вверх по лестнице, за которой оказалась гостиная, и налил себе чашу вина. На столе в центре комнаты красовались свежие цветы, а позади них Валерия успела разглядеть фреску, изображавшую какую-то битву, на которой ощетинившиеся копьями римские легионеры следовали за боевыми колесницами, а бритты с искаженными ужасом лицами корчились на земле у их ног. По стенам вместо украшений были развешаны боевые дротики, копья и мечи, а между ними, словно фаллосы, грозно торчали вперед рога каких-то животных.

— Это дом, предназначенный для мужчины, — извиняющимся тоном проговорил Марк. — Никто из моих предшественников, кто жил тут до меня, не был женат. Теперь здесь появятся твои вещи, и он станет больше похож на семейный дом. — Он ткнул пальцем куда-то в угол, где грозно поблескивало незнакомое ей оружие. — Это трофеи, завоеванные петрианцами в битвах. Теперь мой долг — добавить к ним свои собственные.

— И сколько же лет этому дому? — спросила Валерия — только для того, чтобы что-то сказать.

— Ему две сотни лет. А может, и больше. Призраки всех прежних командиров петрианцев бродят по нему, выстроившись длинной цепью, в багряных, цвета крови, плащах.

— Призраки? — дрожащим голосом переспросила она.

На лице Марка появилась улыбка.

— Не обращай внимания. Я просто имел в виду армейские традиции, только и всего. Я ведь унаследовал этот дом, а теперь он стал и твоим тоже. Кавалерия — привилегированный род войск. Здесь лучше платят и строго спрашивают, сюда идут только лучшие из лучших — самые храбрые, самые быстрые, те, для которых война — это жизнь. Здесь ты не найдешь ни рыбаков, ни ткачей. А вот кто нам по-настоящему нужен, так это плотники, резчики по камню, кузнецы…

— Марк, я немного устала.

Лицо у него стало вдруг озадаченным.

— Хочешь присесть?

— Может, лучше лечь в постель? — робко предложила она.

— В?.. А… да, конечно.

Предназначенные для новобрачных покои оказались маленькими — как обычно, в римских домах спальни делались достаточно тесными, чтобы дольше сохранять тепло. Единственное узкое окно было затянуто цветным стеклом, из мебели здесь стояли только сундук, маленький столик да еще единственный стул в самом углу. Постель поверх покрывала была усыпана лепестками яблони, их нежный, чуть горьковатый аромат наполнял комнату, но даже они были бессильны скрыть царивший тут поистине военный аскетизм.

— Рабы сделали все, что было в их силах, — неловко пробормотал Марк.

Оба стояли молча, не зная, что делать дальше. Смогут ли они со временем стать ближе, как обещала Люсинда? Сказать по правде, все девичьи мечты Валерии о грядущей свадьбе обычно не простирались дальше свадебной церемонии. И вот теперь впереди у них целая жизнь, которую они пройдут вдвоем. Валерия чувствовала себя взволнованной и немного испуганной. Марк как-то странно смотрел на нее — еще никогда раньше она не замечала у него подобного взгляда, — и при мысли о том, что он, кажется, наконец хочет ее, острый, возбуждающий холодок пробежал у нее по спине. Однако даже сейчас Марк казался каким-то замороженным…

В масляном светильнике плясало и прыгало пламя, бросая на пол извивающиеся тени.

— Ты очень хорошенькая девушка, Валерия…

Она подняла к нему лицо:

— Может, ты все-таки поцелуешь меня, Марк? Я ведь проделала такой долгий путь, чтобы приехать к тебе!

Кивнув, он осторожно склонился к ней. На этот раз поцелуй получился более страстным, чем прежде. Его борода забавно защекотала ей щеки, и Валерия едва не замурлыкала — настолько это отличалось от тех поспешных поцелуев, которыми она иной раз обменивалась в Риме с влюбленными в нее юнцами, — а исходивший от него аромат вина смешивался с каким-то другим, пряным, немного мускусным запахом. Его сильные руки обвились вокруг нее, и Валерия слегка вздрогнула, когда он привлек ее к себе, и поцеловала его неумело, но страстно, после чего спрятала разгоревшееся лицо в складках его тоги. Замужем! Теперь все будет совсем по-другому.

Он слегка отодвинулся.

— Ах, Валерия, — проговорил Марк, вглядываясь в ее лицо. — Я вдруг вспомнил, как увидел тебя в первый раз в атриуме дома твоего отца, в Риме. Ты была такая юная, такая восхитительная — как весенний цветок! Одним взглядом ты навеки покорила мое сердце! А потом я увидел тебя в лесу — испуганную, в разорванной одежде. И вот ты здесь, в моих объятиях.

— Теперь мы вместе.

— Да. — Он осторожно коснулся ее щеки. — Благодаря тебе я покрою свое имя славой.

— А я разделю ее с тобой. Мы вместе прославим наше имя.

— Ты должна сказать мне, если я вдруг сделаю тебе больно. И подсказать, как доставить тебе наслаждение.

Валерия молча кивнула. Если бы еще кто-то сказал ей самой, что именно может доставить ей наслаждение!

Марк осторожно распутал затейливый узел, стягивающий ее одежду на талии, и показалась тонкая льняная сорочка, которую не успели заляпать грязные пальцы варваров. Ткань была настолько прозрачной, что не скрывала ни упругих полушарий груди, ни изящно округленного живота, ни темного треугольника волос под ним. Внезапно Марк отвернулся, взял в руки лампу и затушил ее. Комната мгновенно погрузилась в темноту, и Валерия вдруг почувствовала острый укол страха. Ей хотелось остановить его… крикнуть, что она еще не готова, но… было уже слишком поздно. Интересно, слышит ли он, как оглушительно стучит ее сердце?

— Сними свою свадебную тунику.

Валерия молча кивнула в знак того, что услышала, и только потом сообразила, что в этой темноте он ее не видит.

— Хорошо. — Она поспешно вытащила последние булавки, и туника с легким шелестом упала к ее ногам. Холодный воздух коснулся ее обнаженного тела, и кожа Валерии покрылась мурашками.

Ее слуха коснулся неясный шорох, и она догадалась, что Марк тоже старается поскорее избавиться от одежды. За этим последовал скрип кровати.