Саймон Скэрроу - Орел нападает

Лишь после того, как стало ясно, что гигант уже не вернется, и разговоры за столиками возобновились, пожилой галл кивнул вышибале. Тот направился к двери, закрыл ее, а потом словно бы невзначай подошел к Макрону.

— Ты в порядке, приятель?

— Бывало получше. — Макрон потер голову и поморщился. — Вот дерьмо! Больно.

— Неудивительно. Женщина у тебя еще та.

— О, это да!

— Можешь считать, она спасла твою шкуру. И того парня тоже.

— Катон!

Макрон повернулся к оптиону, который, приподнявшись на локте, тряс головой.

— Ты как, жив?

— Не уверен, командир. Такое впечатление, будто на меня обрушился дом.

— Ты недалек от истины! — хохотнул вышибала. — У этого Празутага рука тяжеленная.

Катон поднял глаза.

— Это чистая правда.

Галл помог юноше встать, отряхнул солому с его туники.

— А теперь, если вы, ребята, не против, я бы хотел, чтобы вы оба покинули заведение.

— Это еще почему? — хмуро спросил Макрон.

— Да потому, что вы меня уже достали, — вскипел вышибала, но тут же смягчился: — Задирать местных последнее дело, особенно если те под хмельком. Мне даже думать не хочется, что станется с этим заведением, если Празутаг вернется сюда с парой-тройкой приятелей и увидит, что вы еще здесь.

— Ты думаешь, он вернется? — нервно оглядываясь на дверь, спросил Катон.

— Как только сообразит, что те две девицы и вы были знакомы и раньше. Так что уж лучше топайте себе, ладно?

— В общем, все верно. Пошли, Катон. Мы еще найдем, где нам выпить.

Плотно закутавшись в свои плащи, Макрон и Катон, пригнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, вышли на улицу, и дверь за ними тут же закрылась, вмиг погасив оранжевое световое пятно. Празутага и девушек уже нигде не было видно, по снегу в темноту переулка уходили следы.

— И что теперь? — спросил Катон.

— Я знаю тут еще одно место. Правда, не такое славненькое, как это. Но, на худой конец, сойдет и оно.

— Не такое славненькое?

— Ты хочешь выпить или не хочешь?

— Хочу, командир.

— Тогда заткнись и следуй за мной.

Стоило римской армии где-то остановиться, и рядом с ней, как по волшебству, появлялось все, на что у солдат этой армии мог возникнуть спрос. Вот и сейчас в самом мрачном квартале Камулодунума финикийские сводники уже развернули свои передвижные бордели. Скупленные по дешевке ветхие амбары и развалюхи, наскоро подлатанные и аляповато расписанные, украсились вывесками, дававшими легионерам понять, какие там оказывают услуги и по какой (иногда очень сходной) цене. Самые оборотистые дельцы предлагали не только любовные утехи, но и выпивку, за которую, правда, драли втридорога, что неминуемо привело к росту количества кабаков и борделей. Все они, чтобы привлечь посетителей, рьяно соперничали между собой. Вокруг этих заведений роились во множестве всякого рода знахари, маги и выдающие себя за них шарлатаны, гарантировавшие чуть ли не моментальное исцеление любых недугов — от сифилиса до мужского бессилия, а также уличные лоточники с неограниченным выбором «заговоренных» товаров. Там были мечи, которые никогда не тупились, амулеты, защищающие от стрел, игральные кости, всегда падающие «шестерками» вверх, и тому подобные вещи. Правда, Катону все это было далеко не в новинку: в римских трущобах такая торговля тоже велась денно и нощно, только имела куда больший размах.

Макрон привел Катона к приземистой, неприглядной хибаре, ютившейся в плохо освещенном проулке, прямо посередине которого, промыв в снегу темную дорожку, текла струйка мочи. Внутри заведения витал приторный дух дешевеньких благовоний, призванный, видимо, перебить еще более неприятные ароматы. Римляне через узкую дверь с трудом протиснулись в дымное помещение с щелястым полом, несколькими беспорядочно расставленными столами и стойкой, представлявшей собой доску, покоившуюся на двух бочках. Хозяин заведения и две тощие шлюхи сидели возле нее с тоскливыми, скучающими выражениями на лицах, никак не вязавшимися с настенной росписью, где развеселые мужчины и женщины весьма изощренными способами тешили свою похоть.

В зале были заняты лишь два стола: за ближним к стойке гуляли рядовые легионеры, видимо только сменившиеся с дежурства и прямо в доспехах закатившиеся в кабак. В дальнем углу расположилась группа центурионов Второго. Катон узнал пару лиц. Один из сидящих посмотрел на вошедших, и по его широченной физиономии тут же расплылась радостная улыбка.

— Макрон, дружище! — взревел он так громко, что даже шлюхи подпрыгнули на своей лавке и изумленно воззрились на крикуна. — Греби-ка с твоим приятелем к нам, выпьем вместе.

Когда все сидевшие за столом потеснились, впуская вновь прибывших в свой сплоченный кружок, Макрон провел церемонию представления.

— Парни, это мой оптион, его имя Катон. Катон, могу тебя заверить, что эти пропитанные вином обормоты представляют собой цвет и гордость нашего доблестного легиона. Будь здесь света побольше, ты и сам бы смекнул, что к чему. Пожалуйста, познакомься с Квинтом, Бальбом, Сципионом, Фабием и Парнезием.

Римляне, по большей части уже основательно нагрузившиеся, подняли затуманенные глаза и приветственно покивали.

— Славная компания, — сердечным тоном продолжил Макрон. — Я тянул с ними солдатскую лямку еще до того, как они — один за другим — были представлены к повышению. А нынче, гляди, все мы, и я в том числе, вышли в центурионы. Уверен, что в один прекрасный день к нам присоединишься и ты. Если, конечно, доживешь. Я прав, парни?

Парни дружным ревом выразили согласие, и Катон, чтобы поменьше робеть в столь крутом обществе, поспешил угоститься вином. Оно оказалось сущей кислятиной, видимо не нашедшей в Галлии сбыта, и юноша невольно поморщился, сделав первый глоток.

— Пробирает? — ухмыльнулся Бальб. — Самое то, когда собираешься подвалить к шлюхе.

Катон согласно кивнул, хотя он, собственно, ни о чем этаком вовсе не думал. Шлюхи как таковые, особенно второсортные, подобные тем, что дремали у стойки, никогда его не привлекали, да и тоска по Лавинии была еще очень сильна. Но вот для того, чтобы заглушить эту тоску, требовалось, конечно, напиться.

После нескольких кружек кислого, но, похоже, и впрямь забористого напитка у него перед глазами все поплыло, а когда он закрыл их, стало лишь хуже. Нужно было на чем-то сосредоточиться, и взгляд юноши метнулся к столу, где гуляли простые легионеры. Только простые ли? Ведь на каждом из них красовались новехонькие пластинчатые доспехи.

Катон поскреб пальцем тунику Макрона.

— Есть ли прок в этих штуковинах, командир?

— Штуковинах? Каких еще штуковинах?

— Ну, железяках, которые понавешаны на тех вон парнях. Вместо кольчужных колец.