Алексей Кондаков - Последний козырь

— Считаете ли вы, — спросил Шатилов, — что одновременно надо отводить с фронта казачьи части, в первую очередь кубанские, для…

— Правильно, — прервал его Врангель. — Назаров поднимет казачество Дона, объединит вокруг себя повстанческие отряды, оттянет на себя часть сил девятой Кубанской армии красных. Вот тогда я и брошу на Кубань свои лучшие дивизии и разверну там широкие мобилизационные мероприятия.

— Значит ли это, господин главнокомандующий, что в Северной Таврии теперь уже следует свертывать наступление и переводить боевые действия в оборонительное русло?

— Левое крыло наших войск должно выйти на Днепр на всем протяжении вплоть до Никополя и восточнее до поворота реки на север. А правое — по линии пунктов: Орехов, Верхнетокмак, Бердянск. На этом рубеже следует закрепиться и перейти к жесткой обороне. Отныне главным операционным направлением для нас является екатеринодарское.

— Павел Алексеевич, вы уж сами займитесь этим, — сказал генерал Домосоенов, подавая Наумову письменное распоряжение. — Непременно сами, от начала до конца. После этого взрыва…

— Слушаюсь, Антон Аркадьевич. — Павел взглянул на документ: «Броневик — 1, орудий трехдюймовых — 2, пулеметов — 35, радиостанций мощностью 150–200 верст — 1…» Дальше указывалось количество винтовок, карабинов и клинков из расчета на две тысячи человек. — Здесь не сказано, какой части поставить это вооружение.

— Отгрузить в тот адрес, который там указан: «Евпатория, полковнику Назарову». Генерал Богаевский только что лично был у меня и представил этот перечень.

Домосоенов недовольно хмурился. После совещания у главнокомандующего все в штабе были возбуждены, но неразговорчивы. Лишь генерал Домосоенов не был молчаливым, однако его добродушие сменилось старческой ворчливостью.

— Сам генерал Богаевский… — пробурчал он. — Э-э, да что уж там говорить, если диверсия на Угольной пристани взорвала олимпийское спокойствие и терпение самого главнокомандующего… Этот взрыв уничтожил не только вооружение и боеприпасы, но и план наступления на александровском направлении. Вот так-то.

Павел удивленно развел руками:

— Ну, теперь Богнар бросит головешку и в мою хату… Я ведь в тот день был на Угольной пристани.

— Э-э, батенька мой, не знаете вы Ференца. Эти случаи он использует, чтобы рассчитаться со своими личными врагами. А вы пока что даже нужны ему. — Голос генерала неожиданно обрел непривычную для него резкость. — Схвачены и расстреляны двадцать четыре преступника! Многие из них якобы признали свою вину.

Наумов внутренне содрогнулся: «Неужели ротная подпольная организация разгромлена?» Он хотел спросить, кто они, эти преступники, но не решился, а лишь протянул:

— Да-а…

— Я бы поверил в виновность расстрелянных, — продолжал генерал, — если бы кое-что не знал о двоих из них. Это штабс-капитан Логунов и войсковой старшина Косарило — бывшие дружки Богнара. Говорят, Логунов ограбил квартиру ювелира в Симферополе, а Косарило угнал шхуну с мехами и еще какими-то драгоценностями в Турцию. Но не пойманный — не вор. Богнар развернул широкие поиски, однако безуспешно. Странно, почему они оказались там и вдруг вместе? И самое удивительное, они якобы признали свою вину. Их расстреляли в одном ряду с какими-то солдатами и рабочими пристани, одним залпом… Вы понимаете?

— Признаться, не очень. Вернее… Богнар мог, конечно, использовать взрыв, чтобы убрать своих бывших сообщников, потом превратившихся в конкурентов и, наконец, как вы сказали, в личных врагов. Но все это, разумеется, попутно. Главное ведь — настоящие преступники схвачены.

Домосоенов вдруг махнул несколько раз рукой, будто отгонял назойливую муху.

— Что вы, что вы, батенька мой Павел Алексеевич, хватали всех, кто шел с ночной смены домой или наоборот. Набили автомобиль — и довольно. Заодно арестовали и коменданта Угольной пристани. Но дело даже не в этом… — Он как-то значительно посмотрел на Наумова и, подняв руку, потряс ею. — Почти сразу же за взрывом раздался залп расстрела. Вы понимаете, что это значит? Нарушен приказ главнокомандующего о прекращении расстрелов без следствия и суда. Подобными «бумеранговыми» залпами была расстреляна Российская империя!.. Да-да, смерть России — это не убийство, а самоубийство!..

Лицо генерала покраснело от напряжения. Он вернулся в кресло, откинулся на спинку и приложил руку к сердцу.

— Сколько раз убеждал себя жить, закрывши глаза и душу, — не получается… Идите, голубчик…

Павел вернулся в свой кабинет и внимательно изучил заявку генерала Богаевского. Все говорило о том, что вооружение предназначено не для пополнения частей, понесших потери. И не для охраны. У генерала есть подразделения, укомплектованные отборными казаками. Павел вспомнил: рассказывали, что войсковой атаман А. П. Богаевский (так и говорили: А. П.) приехал в Севастополь на английском судне «Барон Бек» с огромным количеством денежных знаков и сильной личной охраной. «Так для чего формируется отряд численностью около двух тысяч человек?»

Быстро оформив документы на погрузку и отправку вооружения, полковник Наумов зашел к Домосоенову подписать.

— Антон Аркадьевич, — прямо спросил он, — с какой целью создается этот отряд?

— А бог его знает. Я об этом сам спрашивал у атамана Богаевского, так он только замотал головой. Не обижайся, говорит, не вводи в грех, не скажу.

— Мы обязаны знать предназначение наших поставок, Антон Аркадьевич. Если отряд полковника Назарова формируется для охраны военных объектов в тылу, то я направлю оружие, вполне пригодное для выполнения этих задач. Но для боевой части оно не годится. Один напряженный бой — и пулеметы откажут.

— Да ведь чтобы получить новое оружие, вам наврут три короба: приказание, дескать, захватить Московский Кремль и удержать его до подхода главных сил из Крыма. Шутник этот атаман Богаевский превеликий. Так что в любом случае оружие направлять надо получше.

Наумов согласно кивнул. И собрался уже выйти, но Домосоенов остановил его:

— Э-э… Постойте, Павел Алексеевич, опять чуть не забыл сказать. Елизавета Дмитриевна приглашала вас с Танечкой к нам завтра на вечер.

— Благодарю, Антон Аркадьевич.

Вернувшись к себе в кабинет, Павел сразу позвонил Тане. Тон ее, сугубо официальный, потеплел, как только Павел назвал себя и поздоровался.

— Эго вы, Павел Алексеевич? — оживленно переспросила Таня.

Павел справился о здоровье, настроении, а затем сообщил, что он также приглашен завтра на ужин к Домосоеновым.

— Я уже знаю, Павел Алексеевич. Мне звонила Елизавета Дмитриевна. У них будут известный журналист Вадим Любомудров и знакомый полковник Трахомов.