Михаил Шевердин - Перешагни бездну

Вождь вождей заметался. Но спросить было не у кого. Пору­чать своим гуркам разузнать что-либо он не мог. По договору при найме гуркам запрещалось общать-ся с местными туземцами. Они обязаны были выполнять волю хозяина-начальни-ка, но никого ни о чем не спрашивать. Вот когда Пир Карам-шах ощутил свое оди-ночество. Своим высокомерием, постоянным выпячиванием ис­ключительности своего положения белого человека, англосакса, он воздвиг стену между собой и горцами.

Гулам Шо тупо повторил: «Она», — и замолк. Теперь Пир Ка­рам-шах день и ночь думал о «ней». Вот когда могло помочь обще­ние с мастуджцами. Но вождя вождей все боялись и не понимали.

Он снизошел: дал конфет одной из царских жен — девочке с сорока косичками, показал пальцем на гору Рыбу и вкрадчиво спросил:

— Кто там живет?

Он ощутил странное замирание в сердце, когда девочка с дрожью в голосе пролепетала:

— На горе? Там живет Белая Змея. Она приехала недавно. Она страшная и добрая...

Девочка убежала, а вождь вождей так и остался стоять в глу­боком раздумье посреди двора, похожего на лестницу из цикло­пических глыб.

Новая помеха! И в ней было что-то мистическое.

Хоть и ходит он в белом,

но тень у него черная.

Васиф

На этот раз Пир Карам-шах изменил своему обыкновению и на охоту не поехал. На базаре шли разговоры, что на севере, на перевале, видели группу вооруженных всадников.

Неужели Ибрагимбек передумал и решился явиться в Мастудж? Не медля ни минуты, Пир Карам-шах приказал Гуламу Шо — на этот раз категорически — отправить навстречу неизвест­ным всадникам людей с лопатами, кирками, кошмами.

Пытка неизвестностью и ожиданием — самое страшное, особен­но для такого деятельного, напористого, нетерпеливого человека, как Пир Карам-шах. Если он сравнивал мисс Гвендолен-экономку со смазанной жиром молнией, то о себе он мог сказать — «усечен­ная молния». В своем самомнении он уже давно исключил из своей жизни понятие «неудача», но на то имел безусловное право. Ему вез-ло, хотя его всегдашний успех во всем и всюду опреде­лялся прежде всего его опытом, расчетливостью, неразборчивостью в средствах. В свое время — якобы из чудачества, а на самом деле из ущемленного самолюбия — сослуживцы опередили его в чинах и званиях — он прервал свою военную карьеру и, отказавшись от высокого полковничьего чина, вступил в воинскую часть рядовым. Тем самым он устранил повод для уколов судьбы. Теперь он с полным равнодушием мог читать приказы о производстве в чи­ны, о назначениях и награждениях своих однокашников и нахо­дить удовлетворение в своей независимости. Так он попытался поставить себя над всеми и считал, что успел в этом. Для сверх­человека чужды обиды и неприятности повседневности. Обстоя­тельства благоприятствовали ему. Благодаря своему громадному опыту и знаниям он снова оказался необходимым в Северо-За­падной Индии и был облечен большими полномочиями и властью. Он держал в своем кулаке волю десятков, сотен тысяч людей. Он чувствовал в себе невероятные силы, чудовищное могущество. Он распоряжался судьбами народов, королей, министров. Он находил в этом цель и счастье жизни. Немногим близким, а таких он почти не имел, он любил говорить о своем предназначении выполнить высокий долг верности Британии.

На самом деле все его поступки определялись властолюбием. Крайне болезнен-но Пир Карам-шах относился к малейшим пося­гательствам Англо-Индийского департамента на его прерогативы и потому самовольничал и действовал на свой страх и риск. Он на­ходил удовольствие, даже наслаждение в своей самостоятельности. Но он не извлекал из своей деятельности материальных выгод. Он не имел семьи, благополучие которой ему следовало обеспе­чить во имя потомства. Он не увлекался женщинами. Напротив, пользовался славой женоненавистника. Он не вносил аккуратно на тайный текущий счет денег, чтобы приобрести акции или земли. Он презирал азартные игры. Он не держал скаковых лошадей и не играл на скачках. Не увлекался он и достижениями науки и тех­ники, хотя первым производил широкие опыты применения аэро­планов в качестве «тотального» оружия в колониальных войнах на Среднем Востоке. Неоднократно самолично, своими руками, сбрасывал Пир Карам-шах бомбы на горные селения и кочевья. Он превращал людей в шахматные пешки и, по мере того как они выходили из игры, без сожаления вышвыривал их.

Все свои знания, душевные и физические силы он тратил на всяческие политические комбинации на границах Советской Рос­сии и Афганистана.

Он любил во всеуслышание провозглашать благо Британской империи единственным и непреложным законом для всего мира. С аристократическим безразличием обрекал Пир Карам-шах на смерть массы «туземцев», как он называл всех без изъятия восточ­ных людей. Сумев сделать из обыкновенного водоноса и базарного воришки короля целой страны, он тут же — едва тот вышел из подчинения — спихнул его с трона в мусорную свалку на жалкую смерть. С таким же холодным равнодушием этот делатель королей наблюдал гибель целых горных племен, истребление женщин, де­тей, стариков. Без страха и жестокости не может существовать колониальная система, необходимая для благополучия «доброй старой Ан-глии». И он оправдывал любое зверство. Он эстетизиро­вал, возвеличивал колониа-лизм. Он видел в нем славное прошлое, настоящее и будущее англосаксонской ци-вилизации. Колонии с белыми господами англичанами и с миллионами работающих на них бесправных мускулистых рабов-кули, по его убеждению, бы­ли необходимым атрибутом великой миссии британцев на земном шаре. Без колониализма эта миссия была бы ничем.

Но где-то в глубине, подспудно Пир Карам-шах все меньше считался с интересами империи, когда это начинало мешать его сокровенным замыслам. Беспощадно подавляя малейшее проявле­ние национально-освободительных движений в Северной Индии, приводя жесточайшим террором в повиновение туземцев, он искал и находил сочувствие и поддержку в среде мелких князьков, ша­хов и прочих феодалов. Он играл на самых низменных инстинктах, рассыпая золото и в то же время всячески раздувая шовинисти­ческие чувства превосходства так называемых «сильных, благород­ных» племен над «слабыми, низшими». Сильные, ведшие свое про­исхождение якобы от самого Александра Македонского, имеют право давить и притеснять слабых. Сильные имеют исконное право захвата и ограбления территорий слабых. Он всячески раздувал жадность и звал к завоеванию жизненных пространств оружием. Внушая, что война — естественное состояние людей, он прокладывал себе дорогу в будущее, надеясь вовлечь как можно больше воинст­венных горцев в предстоящее нападение на советские границы.