Михаил Шевердин - Перешагни бездну

Пир Карам-шах увлекся так, что вопреки своему обыкновению даже размахивал руками.

Но недаром мудрец Востока Аль-Джахиз утверждал: «Ошиб­ка умного всегда бывает большой». Напрасно Пир Карам-шах почитал Ибрагимбека популярным в кругах бухарских эмигрантов.

Еще не изгладились из памяти кровавые его деяния двадцать второго года, когда он во главе пятисот вооруженных с головы до ног локайцев ворвался в Гиссарскую долину и начал беспощадно мстить дехканской бедноте и трудовому населению городов за то, что они встали на сторону революции. Ибрагим повел себя завое­вателем, захватил много старейшин Гиссара и под предлогом, что они «джадиды», приказал казнить их. Несколько недель длился ужасающий погром. Убивали всех без разбора, насиловали деву­шек и мальчиков. Сдирали с живых людей кожу, набивали соломой и выставляли на площадях перед мечетями. Сажали на кол. Руби­ли на части. Скот угоняли. Скирды хлеба сжигали на потеху себе. Разорили Душанбе, Гиссар, Юрчи, Денау, Сары-Ассию и ряд се­лений и кишлаков. Остались развалины и пепелища, по которым бродили одичалые собаки и кошки. С огромной добычей, с сотня­ми рабов и рабынь, с отарами овец вернулся новоявленный Ти­мур — Ибрагимбек в свои яванские кочевья. Сам лично он привез с собой трех жен и полные сундуки всякого добра. А когда пле­менные старейшины локайцев осудили Ибрагимбека за его звер­ства, он быстро расправился с ними — приказал снять с живых кожу — и захватил в Локае власть в свои руки. Только приход Красной Армии избавил Восточную Бухару от палача.

Возможно, ужасные воспоминания о гиссарском разорении отразились на физиономиях сидевших на айване.

— «Дам я вам царя по своему вкусу, иначе трепещите. Ваше неповиновение будет наказано»! — пригрозил Пир Карам-шах, по-видимому, думая вслух.— Да, так сказал в старину один мудрец. Правильно он сказал. Это истина. Делают эмиров и королей обыкновенные, но сильные люди. Кстати, недавно из горной страны из-под Пенджикента привезли одну девушку. Про нее гово­рят, что она дочь эмира бухарского. Что, она настоящая принцес­са? — обратился он к человеку, укрывавшемуся в тени резной колонны.

— Да, так говорят,— не выдвигаясь вперед и не показывая лица, просипел неизвестный.— Но я дам тысячу рупий, если мне скажут, кто на самом деле эта двуногая собачонка.

Он повернулся — и свет упал на его лицо, одноглазое, все испещренное шрамами. Сахиб Джелял сразу же узнал Кривого Курширмата, и неприятный холодок пополз по спине.

Еще в Пенджикенте стало известно, что в ночь после казни Кумырбека Монику с ее спутницей захватил на Маргузарском овринге курбаши Курширмат. Он сумел обмануть отправившихся на ее розыски чуянтепинских углежогов. На их глазах перевел пленниц по шаткому мостику через поток, приказал своим джиги­там разломать его, что они и сделали, насмешливо издали отвесил поклон углежогам и исчез с добычей среди скал. Ближайший мост находился далеко, и, пока преследователи нашли его, Кривой уже был за Гнссарским хребтом в диком урочище Санггардак, а оттуда по долинам Сурхана и Кафнрнигана старой контрабанд­ной тропой ушел за рубеж. Здесь он обосновался в Ханабаде, незадолго до того захваченном ибрагимбековскнми бандами. Плен­ницу Кривой держал взаперти в одном караван-сарае, не скрывая своего намерения продать ее Ибрагимбеку.

Однако главаря локайцев в то время не было в Ханабаде. Он гостил в Кала-и-Фатту, что близ Кабула, у бухарского эмира.

Тогда Кривой повел переговоры с прибывшим в Ханабад с тайной миссией полковником англо-индийской службы Амеретдин-ханом. О чем они советовались, неизвестно. Но Кривой после этого не повез девушку, как следовало ожидать, к эмиру в Кала-и-Фатту. Пленницу подвергли трудностям многодневного путеше­ствия по головоломным перевалам Гиндукуша и привезли в горное княжество Сват и оттуда — в Пешавер в Северо-Западной Индии.

Но осторожно! Спокойно! Сахибу Джелялу не нравилось, что Пир Карам-шах что-то очень внимательно поглядывает на него. Чем-то Сахиб Джелял привлек его внимание. Про таких, как Сахиб Джелял, говорят: «Протянет руку — пригнет к земле вершину торы». Пир Карам-шах, сам очень властный, не терпел, если ему на пути попадались властные личности.

И сейчас он, видимо, пытался понять, кто такой Сахиб Джелял — друг или враг. Малейшее движение лица, неосторожный жест, и все можно испортить. Еще хуже, что у Пир Карам-шаха здесь есть свой человек, тот, кто сейчас отозвался из темного уголка за колоннами. «Да, так говорят». Это Кривой. Страшный курбаши Курширмат, одноглазый зверь, три года опустошавший Ферганскую долину, объявивший себя «амирляшкаром» мусуль­манской армии. Потерпев поражение, он бежал от справедливой кары. И вот сидит теперь в зеленом английском френче, в синей выцветшей чалые и с подобострастием поглядывает единственным глазом на Пир Карам-шаха. И этот преданно-почтительный взгляд говорит больше, чем всякая болтовня о великом почете, который якобы оказали беглому басмачу-курбаши англо-индийские власти, когда он побитой собакой приполз в Индию лизать руки своим хозяевам. Кривой сидел в присутствии Пир Карам-шаха скром­ненько, вопрошая единственным глазом: «Чего угодно?», в ожида­нии, когда хозяин и господин свистнет.

Но Сахиба Джеляла тревожило другое. Нельзя, чтобы Кривой узнал его. К счастью, тогда на рассвете у хижины чабанского ра­пса Сахиб Джелял лежал, натянув одеяло на голову и в щелку разглядывая всадника. В Афтобруи, когда Курширмат зашел в михманхану и разыграл сцену великодушия с домуллой Микаилом-ага, Сахиб находился в соседней комнате. Он слышал каждое слово, следил за каждым движением курбаши, готовый прийти на помощь Микаилу-ага, но ему так и не понадобилось переступить порог михманханы.

Курширмат снова отодвинулся за колонну. Пир Карам-шах уперся взглядом в Сахиба Джеляла и заговорил о другом:

— Все присутствующие здесь занимаются почтенным, благо­словенным пророком делом торговли. Все имеют золото от купли-продажи. И нет трудного дела, которое от золота не становилось бы легким. Вот вы, господин Сахиб, сколько вы из своего золота выделите на дело торжества ислама?

Неожиданный вопрос задел всех присутствующих. И Исмаил Диванбеги, и все чалмоносцы понимали, что от ответа господина Сахиба Джеляла зависит многое и прежде всего их кошельки.

О богатстве Сахиба Джеляла ходили легенды. Говорили, что во время бухарской революции он потерял очень много, но сумел сохранить свои торговые предприятия в странах Востока и по-прежнему обладает огромным состоянием.

Уж кому-кому, а ему надлежит знать, что делать, как поступить. Ивсе вытянули шеи, повернули бороды и смотрели на него. Все с тревогой ждали, какую сумму пожертвования назовет он, и заранее кряхтели, понимая, что и им придется раскошелиться.