Мариена Ранель - Маски сброшены

— Да, пожалуй, — ответил он.

— Тогда вы, должно быть, понимаете меня?

— Да, понимаю. Но даже если вы долгое время шли по неверному пути, никогда не поздно сменить направление.

— Именно это я и пытаюсь сделать!

— И если вам кажется, что вы одна с этим не справитесь, — прибавил он, — знайте, что есть человек, готовый всегда помочь вам и поддержать вас.

Кончиками пальцев он дотронулся до её руки. От этого легкого прикосновения теплая волна нежности и блаженства пробежала по её телу. На её глаза едва не накатились слезы. Уже в который раз она поймала себя на том, что рядом с этим человеком её душу охватывают необычные чувства.

Полностью поглощенные друг другом, они не заметили, как в гостиную вошел Алексис и нерешительно остановился. Некоторое время он с изучающим и серьезным видом наблюдал за матерью и сидящим напротив неё человеком.

— Добрый вечер, граф! — негромко поздоровался Алексис.

Владимир отстранился от Елизаветы и повернул голову в сторону, откуда прозвучало это приветствие. Увидев Алексиса, он дружелюбно улыбнулся ему и произнес:

— Добрый вечер, сударь!

— Анфиса не предупредила меня, что у вас гости, матушка, — как бы извиняясь за свое вторжение, произнес Алексис.

— Ни о чем не беспокойся, — сказала Елизавета. — Ты доставишь нам большую радость, если присоединишься к нам.

— С удовольствием.

С появлением Алексиса их разговор приобрел иной характер. В нем больше не было мрачных откровений и душеизлияний. Вместо этого в нем появился смех и легкость. Они приятно провели ещё целый час, беседуя на разные, ничем не связанные между собой темы. Они говорили о музыке, и при этом мужчины не забыли в очередной раз восхвалить музыкальные способности Елизаветы. Они говорили о светских развлечениях, и Елизавета с Владимиром поведали Алексису о рауте в доме госпожи Пилевской, на котором познакомились. Они даже немного пофилософствовали о том, в чем состоят преимущества и недостатки деревенского быта и городского.

Когда граф Владимир Вольшанский ушел, перед этим горячо попрощавшись и бросив на Елизавету пламенный взгляд, Алексис с важным и в то же время озорным видом произнес:

— По-моему, он влюблен в вас, матушка.

— Откуда такие предположения?

— Я заметил, как он на вас смотрел, как с вами обращался.

— И как же?

— Нежно, пламенно, восхищенно, влюбленно, — с расстановкой и придыханием произнес Алексис.

— А ты, оказывается, шпион, — пожурила его мать.

— Не шпион, а наблюдатель, — поправил он. — И ещё я заметил, что вы тоже к нему неравнодушны.

— Граф приятный человек. Я испытываю к нему интерес, симпатию. Но, могу тебя заверить: я не влюблена в него.

Алексис обнял её за плечи и, наклонив голову к её уху, прошептал:

— Не поделитесь со своим сыном, матушка, что вы делали наедине с графом, пока не появился я?

— Не слишком ли много ты себе позволяешь? — с притворным возмущением произнесла Елизавета.

— Не слишком, — возразил он. — Если брать во внимание, что у нас доверительные отношения.

— Мы разговаривали. И знаешь, Алексис, я ещё никогда не была ни с кем так откровенна. Рядом с ним у меня возникают какие-то странные ощущения. Словно я уже когда-то знала его. Его манера поведения, его жесты кажутся мне знакомыми. А он сам кажется мне близким и родным.

— Де жа вю, — задумчиво произнес Алексис. — Так называются ваши ощущения.

— Но самое странное, что он чувствует то же самое или почти то же самое. А тебе нравится граф?

Алексис пожал плечами.

— Я его слишком мало знаю, — неопределенно ответил он. — Однако вы верно отметили: граф — приятный человек. И если то, что вы сейчас такая оживленная и веселая, его заслуга, то я, пожалуй, готов его даже полюбить.

Елизавета проснулась в отличном настроении. Она сладко потянулась в постели и скинула с себя одеяло. Именно в этот момент в спальню вошла горничная Анфиса с большим букетом роз.

— Доброе утро, барыня! — произнесла горничная.

— Доброе утро, — ответила Елизавета, затем, посмотрев на букет, изумленно спросила: — Что это?

— Да уж, как сами изволите видеть: цветы вам, — сообщила Анфиса.

— Какое чудо! — с восхищением произнесла Елизавета. — От кого?

— Посыльный принес от графа, что давеча был у вас. Фамилию его не запомнила. Уж больно она сложная.

— Вольшанский?

— Он самый. Вот ещё тут письмецо вам, барыня.

Елизавета взяла конверт и с любопытством его оглядела. На нем аккуратным почерком было написано: «Княгине Елизавете Алексеевне Ворожеевой». Елизавета вскрыла его и принялась читать.

«Елизавета Алексеевна! В знак моей благодарности за оказанное гостеприимство примите от меня эти цветы. Примите также мое приглашение на вечернюю прогулку по городу в моем экипаже. Обещаю быть галантным кавалером, интересным попутчиком и занимательным собеседником.

Искренне Ваш, граф Владимир Вольшанский».

Прочитав письмо, Елизавета блаженно вздохнула и улыбнулась. Затем она прочитала его ещё раз и ещё раз. Цветы, письмо, приглашение на прогулку все это было так красиво, романтично и приятно!

— Похоже, у вас появился поклонник, барыня, — сказала Анфиса. Цветы-то какие! Небось, больших денег стоят.

— Поставь их в самую лучшую вазу, — распорядилась Елизавета.

— Да уж, ясное дело. Для таких цветов только самая лучшая и сгодится.

— И приготовь мне сегодня к вечеру платье для прогулки, — прибавила Елизавета.

В этот вечер Елизавета была необыкновенно хороша. Серо-голубое платье из муара, отделанное вдоль передних полотнищ рюшью, великолепно сидело на ней, подчеркивая её стройность и грацию. Ее голову украшала шляпа, наклонно спущенная к затылку, открывающая взору красиво убранный пробор черных волос. Драгоценности с топазами удивительно гармонировали с цветом её глаз и подходили к её платью. Миниатюрные перчатки и складной зонтик довершали созданный ей образ.

Владимир Вольшанский не преминул выразить свое восхищение по поводу её внешнего вида. Он был очарован ей, и это чувствовалось в каждом его взгляде, жесте и слове, обращенном к ней.

Лицо Елизаветы светилось от радости, когда она слушала приятный голос Владимира Вольшанского под стук движущейся кареты. Она поймала себя на мысли, что никогда не чувствовала себя так восхитительно ни с одним мужчиной.

— Никогда не думал, что в легком покачивании кареты и шуме вечернего города может быть столько очарования, — произнес Владимир. — И это очарование создает ваше присутствие, Елизавета Алексеевна.

Елизавета благодарно улыбнулась, приятно удивившись, что его слова полностью отвечают её собственным ощущениям.

— Что значит этот шум или эта каретная качка без вашего присутствия? продолжал Владимир. — Абсолютно ничего. Эти вещи настолько привычны нашему разуму, что на них вряд ли кто-нибудь обращает внимание и тем более находит в них какое-то очарование. Но когда появляетесь вы, все в корне меняется. Ваше очарование словно проникает туда, где вы находитесь, во все, к чему вы прикасаетесь. Я заметил это ещё в первый день нашего знакомства на рауте у госпожи Пилевской. Там было невыносимо скучно. Но ваше появление оживило все вокруг, наполнило какой-то благотворной энергией.