Бенгт Даниельссон - На «Баунти» в Южные моря

Передай привет твоему отцу, Энн Кемпбелл и миссис К., а особо — мое почтение твоему дяде и его семье. Тебе, любимая, принадлежит моя любовь, уважение и все, что в силах дать нежно любящий супруг.

Вооружив шхуну четырьмя пушками (для защиты от многочисленных китайских пиратов) и забрав на борт коллекцию растений, в том числе три саженца хлебного дерева, Блай 20 августа наконец снялся с якоря. Чувствительное сердце не позволяло ему расстаться со своим сильно потрепанным баркасом, и, не считаясь с дополнительными трудностями, он взял его на буксир. Плавание до Батавии продлилось сорок два дня, то есть столько же, сколько путешествие от Тофуа до Тимора. Хотя команда не переживала никаких лишений, не раз казалось, что беды не миновать. Впрочем, самый острый конфликт произошел не в море, а в порту Сурабая, куда шхуна пришла в середине сентября. Здесь чуть опять не вспыхнул бунт. Зачинщиками выступили Фраер и Перселл, но Блай уже набил себе руку в подавлении всяких беспорядков, и, когда он с присущей ему решимостью пригрозил заколоть смутьянов, они отступились и без сопротивления позволили подоспевшим голландским солдатам арестовать себя. На последнем этапе «Рисорс» шел вместе с другими судами, и Блай на всякий случай пересадил нарушителей спокойствия на разные корабли. Фраер в первом же порту извинился, но Перселл все еще находился под арестом, когда «Рисорс» 1 октября пришел в Батавию.

На кораблях, идущих в Европу, было мало мест, и людям Блая пришлось разделиться, да они, наверно, и не возражали против этого. Кок «Баунти», Томас Холл, успел схватить болотную лихорадку, свирепствовавшую тогда в Батавии, и через неделю умер. Блай тоже прихворнул, его спасло прежде всего то, что он уже 16 октября сумел выйти на голландском судне. С трудом добился он разрешения взять с собой писаря Сэмюэля и слугу Джона Смита; остальные вынуждены были задержаться еще на несколько недель в Батавии под начальством Фраера. «Рисорс» и баркас были проданы за бесценок на аукционе.

Обратный путь, мимо мыса Доброй Надежды, занял почти пять месяцев — нормальный срок для той поры, — и 14 марта 1790 года Блай достиг исходной точки своей экспедиции, то есть Портсмута. Из тех, кто задержался в Батавии, помощник штурмана Эльфинстон и старшина Липклеттер скончались от лихорадки. Лемб умер во время плавания, судовой лекарь Ледуорд тоже не вернулся: корабль, на котором он плыл, пропал без вести. Поскольку Нортон был убит на Тофуа, а Нелсона на Тиморе скосила горячка, до Англии добрались всего двенадцать из девятнадцати человек, которые отчалили от «Баунти» на перегруженном баркасе. Поразительнее всего, что никто не умер на первом этапе, во время плавания от Тофуа до Тимора, когда жизнь моряков ежеминутно находилась в опасности; это лучше всего показывает, каким превосходным командиром был Блай.

Газеты тотчас напечатали пространные, более или менее приукрашенные отчеты о мятеже и беспримерном переходе баркаса, а один из крупнейших театров Лондона не замедлил поставить спектакль о приключениях Блая. О том, что это было за представление, свидетельствует афиша, которая гласила:

ТЕАТР РОЙЭЛТИ

Уэлл-стрит, по соседству с Гудменз-Филдс

В четверг, 6 мая 1790 года

будет показано

ПОДЛИННОЕ СОБЫТИЕ, В ЛИЦАХ,

ПОД НАЗВАНИЕМ

ПИРАТЫ

или

Злоключения Капитана Блая.

Повесть о всем его Плавании

начиная со сцены прощания в Адмиралтействе.

БУДЕТ ПРЕДСТАВЛЕНО

«БАУНТИ» идущий вниз по ТЕМЗЕ

Прибытие Капитана на Отахенте и обмен

английских товаров на ХЛЕБНОЕ ДЕРЕВО

ТАНЦЫ ОТАХЕИТИ!

Преданность ОТАХЕИТЯНСКИХ ЖЕНЩИН и их

Печаль при расставании с

БРИТАНСКИМИ МОРЯКАМИ

А также точная Картина, как

Капитан БЛАЙ был арестован в каюте на

«БАУНТИ» пиратами.

Волнующая сцена, как Капитана и его верных

Спутников принудили спуститься в лодку.

Их Бедствия в Океане и Стычка с Туземцами на

одном из Островов Дружбы.

Удивительное Прибытие на Мыс Доброй Надежды,

и любезпый Прием у Губернатора.

ОБРЯДЫ И ТАНЦЫ ГОТТЕНТОТОВ

При Отплытии. И счастливое Возвращение в Англию.

Поставлено под непосредственном руководством

Лица, которое находилось на борту транспорта «Баунти».

Пышный спектакль не хуже, чем это сделала бы в наши дни телевизионная передача, прославил имя и подвиги капитана Блая, но окончательно он стал всенародным героем в июне, когда заботами адмиралтейства была издана книга с искусно подобранными и слегка приукрашенными отрывками из судового журнала.

Закон требовал, чтобы военный суд определил, кто виноват в потере «Баунти»; и суд приступил к работе в конце октября, как только прибыли из Батавии последние спутники Блая. Сначала был зачитан доклад Блая о мятеже. Затем опросили младших офицеров: слышали они или видели что-нибудь, что говорило бы о подготовке мятежа? Они категорически ответили «нет». Тогда суд задал вопрос штурману Фраеру:

— Капитан Блай и все вы предприняли все, чтобы отбить «Баунти», когда начался мятеж?

— Все, что было в наших силах, — решительно ответил Фраер.

Хеллет и Хейворд тоже горячо заверили, что было сделано все, чтобы отстоять корабль.

Затем председатель суда спросил Блая, есть ли у него какие-либо замечания или обвинения в адрес присутствующих членов команды. Блай заявил, что единственный, кто вел себя неудовлетворительно, — это плотник Перселл. В заключение суд одного за другим опросил присутствующих членов команды, могут ли они в чем-нибудь упрекнуть Блая. Все ответили отрицательно.

Вскоре суд объявил свое решение:

«Суд считает, что «Баунти» был силой захвачен у лейтенанта Уильяма Блая Флетчером Крисченом и другими мятежниками… и сим объявляет лейтенанта Блая и тех из его офицеров и членов команды, кои возвратились в Англию и присутствуют здесь, полностью оправданными».

Точка. Конец.

Тому, кто знает все подробности мятежа, ясно, что многие важные моменты не были преданы гласности. Что младшие офицеры и гардемарины, которые плохо несли службу или из трусости остались бездеятельными, не обличали самих себя, — в этом нет ничего удивительного. Но почему Блай не рассказал обо всем, что ему было известно, и почему он назвал только Перселла, умолчав о выходках Фраера? Поведение Блая бесспорно выглядит странным. Конечно, можно выдвинуть много правдоподобных объяснений: например, что Блай, когда все лишения и опасности остались позади, настроился на кроткий лад. Есть и другая, более убедительная гипотеза: Блай стремился избежать всего, что могло бы повредить его карьере. Действительно, долгий судебный процесс, в ходе которого ему, наверно, пришлось бы защищаться от многих обвинений, вряд ли способствовал бы его продвижению по службе. Но все это голые догадки, и даже если они верны, были, наверно, еще какие-то, неведомые нам, причины неожиданном мягкости Блая. Стоит в этой связи заметить, что даже Перселл, проступки которого рассматривались особо, отделался выговором за упущения по службе.