Бенгт Даниельссон - На «Баунти» в Южные моря

В два часа ночи они услышали пушечные выстрелы, и угасшая было надежда возродилась. И уже перед самым рассветом 14 нюня лоцман объявил, что путешествие окончено. По подсчетам Блая, за сорок два дня на перегруженном беспалубном суденышке была пройдена три тысячи семьсот одна морская миля в почти неизведанных водах. И потерян лишь один человек. Так что Блай нисколько не преувеличивал, когда с законной гордостью писал в судовом журнале: «Итак, счастливо завершилось с помощью божественного провидения это плавание, одно из самых удивительных, какие когда-либо совершались, если учесть его протяженность, а также почти полное отсутствие всего необходимого».

Мы знаем, что Блай придавал большое значение условностям, и, хотя все на борту нуждались в немедленном лечении и отдыхе, он, как полагалось по уставу, поднял флаг бедствия и стал ждать, чтобы местный начальник разрешил сойти на берег. К счастью, караул гарнизона тотчас заметил баркас, и через несколько минут последовал желанный сигнал. Первым, кого Блай встретил на берегу, был английский матрос, который отвел его к своему начальнику, некоему капитану Спайкермену, давно поступившему на службу к голландцам. Капитан отлично понимал, что всего нужнее его соотечественникам, и приказал незамедлительно приготовить им завтрак, по английскому обычаю, с чаем. Блай послал человека, чтобы передать всем любезное приглашение Спайкермена. При этом он не преминул отомстить Фраеру, оставив его караулить баркас.

Угощение глубоко растрогало Блая, и он не побоялся доверить свои чувства судовому журналу. «Трудно придумать лучший объект для кисти самого искусного живописца, нежели две группы людей, которые тут встретились. Стороннему наблюдателю было бы нелегко решить, что заслуживает большего внимания: сияющие счастьем глаза изголодавшихся людей или испуганные взгляды спасителей при виде стольких привидений… страшные лица коих вызвали бы скорее отвращение, чем жалость, не будь известно, что им пришлось перенести. От нас остались кожа да кости, ноги и руки были покрыты язвами, одежда превратилась в лохмотья. Мы плакали от радости и благодарности, а тиморцы смотрели на нас с ужасом, удивлением и состраданием».

Голландский губернатор отвел Блаю красивый и просторный дом, но едва тот услышал, что его людей из-за нехватки квартир хотят разместить либо в больнице, либо на борту корабля капитана Спайкермена, как тотчас взял их к себе, хотя, наверно, предпочел бы отдохнуть от кое-кого из них. Блай давно составил полный список мятежников; теперь он вручил его голландским властям, после чего сел выполнять неприятную обязанность: составлять подробный доклад адмиралтейству о том, что произошло. Естественно, он осведомился, как ему и его людям поскорее вернуться в Англию. И был очень недоволен, услышав, что единственное место в Голландской Ост-Индии, откуда идут суда в Европу, это Батавия (теперь Джакарта), причем он должен поспеть туда раньше октября, не то, чего доброго, придется ждать до января. Между Купангом и Батавией не было постоянного сообщения, и Блаю не удалось зафрахтовать подходящее судно. В конце концов он был вынужден купить шхуну, которую окрестил «Рисорс» (примерно такое же суденышко построили потом на Таити Моррисон и его товарищи).

Идти на одиннадцатиметровой шхуне тысячу восемьсот морских миль до Батавии было нешуточным делом, и Блай решил подождать, пока его люди совсем оправятся. Ожидание затянулось, а сидеть без дела было противно натуре Блая, и он заполнял судовой журнал самыми разнообразными сведениями: о ценах на рынке, о работорговле, о китайских погребальных обрядах, о лучшем способе выращивать рис, о здоровье и нравах малайцев. По мере того как становились на ноги его спутники, он и для них находил занятие, но только ботаник Нелсон мог сравниться в рвении со своим командиром — он каждый день совершал дальние прогулки, сумел даже собрать много саженцев хлебного дерева. Усердие его и погубило: Нелсон заболел и всего через месяц после прибытия на Тимор умер от горячки.

В общении с подчиненными Блай по-прежнему был строг и сух, но это была лишь маска, на деле он очень страдал от одиночества, что ясно видно из весьма красноречивого письма, которое он написал своей жене перед самым выходом из Купанга:

«Моя дорогая, дорогая Бетси!

Я нахожусь в таком уголке земли, где никак не рассчитывал очутиться. Но это место спасло мне жизнь и принесло утешение, и я счастлив заверить тебя, что вполне здоров. Вряд ли это письмо дойдет до тебя прежде тех писем, которые я еще буду писать, поэтому я лишь коротко расскажу, почему оказался здесь. Если бы ты только знала, какие чувства обуревают меня сейчас, когда я снова могу писать тебе и моим ангелочкам, тем более что ты едва не потеряла своего дражайшего друга. Да-да, очень легко могло случиться так, что ты оказалась бы без любящего тебя человека и пришлось бы тебе остаток жизни пребывать в неведении о моей судьбе. Впрочем, было бы еще хуже, если бы ты узнала, что я умер голодной смертью в океане или убит индейцами. Но всех этих опасностей я счастливо избежал при самых удивительных обстоятельствах, какие только можно себе представить, причем я ни на миг не терял надежды, что сумею преодолеть все препятствия. Моя дорогая, любимая Бетси, знай, что я потерял «Баунти»… Совершенно непостижимым образом заговорщикам удалось сохранить в тайне замысел бунта, никто из тех, кто остался со мной, и не подозревал о том, что готовилось. Даже мистер Том Эллисон настолько возлюбил Отахеите, что присоединился к пиратам; поистине, самые близкие люди предали меня. Но я надеюсь теперь побороть все трудности… Уповаю на то, что мир правильно взглянет на мое несчастье. Такого поворота я не мог предусмотреть. У меня было слишком мало офицеров, и, если бы мне дали солдат, вряд ли дошло бы до этого. В моем распоряжении не было ни одного смелого, отважного человека, так что мятежники обошлись с моими спутниками по заслугам. Я вел себя безукоризненно и всем показал, что не боюсь этих негодяев, хотя мне скрутили руки. Хейворд и Хеллет несли вахту под начальством Крисчена, но никого не предупредили, я увидел их на палубе, где они оставались, пока нм не велели спускаться в лодку. Последний показал себя жалким и бесстыдным подлецом, но я прошу тебя никому не рассказывать об этом, пока я не вернусь домой.

Я знаю, какой это удар для тебя, но умоляю, моя дорогая Бетси, не волнуйся чрезмерно. Все позади, будем лучше думать о предстоящих счастливых днях. Сознание того, что я выполнил свой долг, как подобает офицеру, поддерживает меня. Я не могу сейчас писать твоему дяде или еще кому-либо, поэтому расскажи всем, что моя репутация безупречна и честь не запятнана. Я спас бумаги, которые подтверждают мои заслуги, так что все наладится. Передай мое благословение дорогой Хэрриет, дорогой Мери, дорогой Бетси и моему дорогому крошке, которого я еще не видел, скажи им, что я скоро буду дома.