Александр Чиненков - Крещенные кровью

– Нет, я не убивал его, – ответил Носов, выпрямляясь. – Я просто хотел вразумить его и вернуть память, а он взял да и… Ты уж извиняй, не рассчитал малость.

Степан с трудом поднял руку, чтобы схватить обидчика, но, как оказалось, обессилел настолько, что не смог удержать ее на весу.

– Будя, не хорохорься, – усмехнулся Васька, заметив его жест. – Давай-ка встать тебе подсоблю. Малеха покалякать с тобой желанье имею.

Мужик, который привел Степана из подвала, замер истуканом у двери, скрестив на груди огромные руки. Повинуясь суровому взгляду Носова, он быстро подошел к пленнику, легко поднял его с пола и усадил на табурет.

– Позади стой и гляди, чтобы не упал, – приказал Васька, а сам сел напротив Калачева. – Твои товарищи уже подъезжают к моей обители или чуток задержатся?

– Тебе-то какая разница, – ухмыльнулся Степан. – Не сегодня, так завтра тебя все одно придавят к ногтю, сволочь!

– Это еще бабка надвое сказала, – Васька смотрел на него не мигая.

– Брось, не юродствуй и не надейся ускользнуть, про тебя ОГПУ все известно…

– Может быть, и известно, да проку в том мало.

– Да, конечно, ты же всемогущий «кормчий»! Любовался ночью вашими чертовыми радениями… Но ты и за них ответишь, пес поганый.

С сосредоточенного лица Васьки сходило любопытство, губы упрямо сжимались, глаза сужались. Он смотрел на Калачева, не произнося ни слова.

– Чего таращишься, паук бородатый? – спросил Степан с издевкой, тоже буравя Носова взглядом. – Людоедам, которые для тебя людей калечили, конец! Банде Проньки, похоже, тоже амба! Земля у тебя под ногами горит, скопец поганый. Хоть ты и «Христом» себя мнишь, а на деле…

– Ну, договаривай? – угрюмо потребовал Васька, как только Калачев замолчал от приступа чудовищной головной боли.

– Я все сказал, – простонал Степан.

Неизвестно откуда в комнате появилась монахиня, которая привела Калачева из подвала.

– Оставь его, – сказала она тихо, но так внушительно, что Васька сразу же замолчал и отвернулся.

Этого Степан никак не ожидал.

– Ты напрасно ведешь себя вызывающе, – продолжила женщина в сером. – Мы вынуждены задавать тебе такие вопросы. Нас беспокоит наша безопасность, и с этим ты должен смириться.

– Знаете, господа бандиты, а меня не волнует ваша безопасность, – морщась, процедил Степан. – Вы за многое должны ответить, и я никак не дождусь, когда наступит эта минута.

– Если у тебя все, то меня послушай, – заговорила «монашка». – Зла тебе мы не желаем. Твое появление в усадьбе говорит о том, что на службе у тебя не все благополучно. И это подтвердил Яшка-хромой, который бежал с тобой из-под стражи. Он сказал, что, как в сказке, открылась дверь камеры и… А он и не знал, что ты следователь ОГПУ, Степан Аверьянович…

– С чего вы взяли, что у меня на службе не все благополучно? – усмехнулся Калачев. – Я сюда пришел товарищей выручать. Теперь вижу, что не получилось. Но и вы не радуйтесь, не надейтесь… Раз я здесь, то, возможно, уже сейчас мчатся к нам на помощь товарищи чекисты.

– Ты можешь остаться с нами или идти под суд и лет на двадцать отправиться в лагеря, – пропустив его слова мимо ушей, продолжила монашка. – Свой выбор ты должен сделать сейчас. Но если ты собираешься стоять на своем, нам придется разговаривать с тобой с позиции силы. И если до этого дойдет, ты умрешь в страшных муках.

– Все, оставь свою проповедь, – огрызнулся Степан. – Не думайте, что я продажная сволочь!

– Два твоих товарища, за которыми ты пришел, тоже так думали, – неестественно улыбнулась монашка.

– Что?! Они живы? – встрепенулся Степан.

– Пока живы, – прохрипел, вступая в разговор, Васька Носов. Он был так зол, что почти не мог говорить, в горле у него пересохло.

– Твои товарищи живы, – продолжила «монашка». – И они успели рассказать все как о себе, так и о тебе. Яшка тоже был красноречив. Так что о тебе мы знаем все, что известно другим…

– Раз знаете, тогда что еще от меня услышать хотите? – спросил Степан недоуменно.

– Мы хотим, чтобы ты рассказал нам о фотографии Анны.

– Вот, значит, как. И что вы хотите знать?

– Ты видел снимок?

– Видел, и что?

– Где сейчас эта фотография?

– Далеко. Она у брата младшего осталась.

Что-то зашипев себе под нос, Васька подскочил с табурета и направился к двери. Женщина поспешила за ним, и Степан слышал, как они разговаривали на крыльце.

Остаток дня Калачев провел в подвале особняка.

Ужинать он отказался, и «монашка», пожав плечами, унесла еду обратно. Видя ее, Степан почувствовал, как в нем закипает злоба. Но злился он не столько на женщину и Ваську Носова, сколько на самого себя, потому что так глупо угодил в ловушку. Его злость временами перебивала возвращающаяся адская боль в голове, которая, казалось, вот-вот разорвет череп на куски. Однако боль отступала, возвращались все те же беспокойные мысли.

«А где же Горовой? – думал, закрывая глаза, Степан. – Ему же известно, что Бурматов и Теплов захвачены бандитами и заперты в этом монастыре, законспирированном под коммуну. Неужели все силы ОГПУ брошены на разгром банды Проньки в городе и нет возможности выделить маленький отряд для спасения своих же товарищей? Что-то попахивает все это тухлятиной. Да и Васька Носов знает о разгроме банды в городе, но… почему-то не спешит уносить ноги! Неужели надеется, что беда обойдет стороной? А может, Носов рассчитывает еще на что-то, о чем не знаю я?»

В подвал спустился тот здоровенный мужик, который в одиночку захватил их с Яшкой прошлой ночью.

– А ну выходи, – приказал он, открыв дверь. – Токо не серди меня. Ежели дернешься, башку прострелю.

Они вышли на улицу.

– Давай, шагай шибче, – буркнул мужик и ткнул Калачева в бок стволом обреза. – Товарищам твоим гораздо больше досталося, а тебе… Считай, что тебя ешо не побили, а тока приголубили.

Степан шагал, как во сне. Будь он сейчас здоров как прежде, можно было бы наброситься на конвойного, схватить его за шею и задушить.

Мужик подвел его к сараю, отодвинул засов и толкнул Степана в темноту. Калачев несколько минут постоял в нерешительности, пытаясь понять, куда его определили на этот раз. Пошарив вокруг, он обнаружил подвешенные к стене хомуты и сбруи – значит, его заперли в конюшне.

Ничего не видя, Степан затоптался на месте. В это время в глубине, казалось бы, пустой конюшни, неожиданно фыркнула лошадь. Окончательно придя в себя, Калачев присел, пошарил рукой по земляному полу, нащупал нечто похожее на черенок от лопаты и взял его в руку. «Если здесь есть животные, я не одинок, – подумал он, медленно продвигаясь в середину конюшни. – Ну? Где ты есть, коняга ушастая?»

Лошадь, на которую наткнулся Степан, стояла в стойле и оказалась послушной и спокойной, легко подпустив к себе. Он провел ладонью по ее гладкой шее, по крупу, подумав «не старая еще!», почесал ей шею и морду. Лошадь, в благодарность, замотала головой.