Григорий Кроних - Неуловимые мстители. Конец банды Бурнаша

Несмотря на усилия двух крепких лошадей, повозка с мешками все больше отставала от головы отряда. Когда первые бойцы поравнялись со зданием гимназии, за ограду и в окна полетели бомбы. Разбуженные взрывами бурнаши не знали, куда бежать. Осколки металла и стекла свистели в воздухе, грохот оглушал и сеял панику. Бросив по бомбе, партизаны продолжали скачку по главной улице. Когда бандиты наконец сообразили, в чем дело, и выбежали на улицу – в нижнем белье, но с винтовками, – было уже поздно. Они дали залп вдогонку и закричали от радости, увидев, как лошади оторвались от груженой повозки, оставив последнюю в качестве трофея.

– На коней! Догнать! – командовал полуголый Гнат Бурнаш, одной рукой застегивая рубаху, и другой потрясая маузером.

И только когда бандиты бросились в погоню, они поняли, что за «трофей» достался им от красных. Тяжеленная повозка, наполненная мешками с землей, перегораживала единственный проход в ограде гимназии. Пока бурнаши перелезли через ограду, сдвинули, раскачав, повозку, отправляться в погоню было уже поздно. Осталось подсчитывать потери.

В пылу скачки, среди стрельбы и взрывов, Валерка следил только за тем, чтобы не вылететь из седла, он же не родился казаком! Ксанка скакала рядом, а Данька на время отстал и появился снова уже на другом конце города.

– Что ты делал? – не сдержавшись, спросил Валерка.

– Так, обрезал пару веревок, – небрежно ответил хлопец и озорно подмигнул.

Донесение Сидора Лютого подоспело как раз, чтобы поправить дурное настроение атамана. Бурнаш, сбросив пиджак и развязав шнурок галстука, пил самогон, добытый в результате неудачного визита в Солоухинский монастырь, расположенный неподалеку от его штаба в станице Липатовской.

Монахи долго не отпирали ворота, так что самые горячие помощнички предлагали атаману их запалить и взять приступом. Гнат перекрестился и, оглядывая небольшой отряд, громко сказал, что негоже казакам воевать в святом месте со святыми людьми. А про себя добавил: да еще с тридцатью саблями и без тачанки. Так, чего доброго, и оскоромиться недолго. И пойдет гулять слава, что Бурнаш с монахами справиться не может. Позор на всю Украину! Кто тогда встанет под его черные знамена, кто денег даст? Ворота монахи все же отперли, но встретили незваных гостей не слишком приветливо.

Давая свое благословение, отец-настоятель произнес:

– Да поможет тебе Бог в сию годину суровую, не щадящую ни военный лагерь, ни обитель мирную.

– Аминь, – сказал Бурнаш. – Но, отче, сдается мне, что монахи твои поупитанее моих казачков будут?

– То благоволение Господне, а не чревоугодие мирское, – ответил настоятель. – Сами бедствуем, господин атаман.

– Верю, – тут же сказал Гнат Бурнаш, – но хлопцы мои, батюшка, что твой Фома-неверующий, все своими руками проверять любят. Но и грех сердиться на них. Были мы в одном храме бедном и убогом, по словам тамошнего пастыря, а спустились в кладовые – ломятся от зерна да сала. Так что, сам, отче, клети отопрешь, или ломать придется?

Отец-настоятель косо глянул из-под кустистых бровей.

– Не навлекай, сын мой, на себя гнев Божий…

– Эй, расстрига! – позвал атаман, не сводя со священника глаз.

Бывший монах, примкнувший теперь к отряду бурнашей, спешился и подошел, гремя саблей. Борода и шевелюра его были не стрижены со времен послушничества. Настоятель презрительно отвернулся.

– Знакомы тебе здешние подвалы?

– А как же! – сказал расстрига.

– Так что, отче? – снова спросил Бурнаш.

– Красные в прошлом году все подчистили, теперь вы доскребать будете, – молвил поп, но связку ключей все же протянул.

Дело кончилось миром, да пожива оказалась невелика. Нашли хлопцы десяток мешков овса, пять – пшеницы, да три четверти самогона. Пока ехали обратно в станицу Липатовскую, казачки две четверти успели выкушать. А третью атаман забрал себе.

Тут-то и примчался Семка с донесением.

Бурнаш его пьяно расцеловал и налил стакан. Потом накинул пиджак, повязал галстук и в экипаже, полученном соединением машины и пары лошадей, отправился в Збруевку. Сопровождали атамана те же тридцать недогулявших хлопцев. В станице они получили полную возможность исправить настроение. Затихший было грабеж возобновился с приездом атамана с утроенной силой. Грабили без особого разбора и, чем зажиточнее выглядел двор, тем сильнее казалось, что тут живут пособники красных партизан. Но и бедными дворами парни не брезговали, тащили все, что плохо лежит. Особенно старались не пропускать коров и бычков.

Громогласные похвалы атамана Лютый принял спокойно, чуть заметная ухмылка победителя кривила его губы. Бурнаш решил показать, кто тут главный и потребовал организовать на деревенской площади митинг. Станичников собрали немного, митинг вышел жидким.

– Пан атаман! Защити! Коровка… коровка, – к автомобилю Бурнаша, с которого он выступал, подбежала немолодая крестьянка и упала на колени. – Атаман, последнюю коровку угнали! И что я делать, горемычная, буду…

– А ты что думала?! Дурья твоя башка! – громким голосом, чтоб все слышали, перебил ее Бурнаш. – Задаром твоя свобода завоевывается?.. Рожала детей, – показал он на женщину, – мучилась, а теперь новый мир рожает! И хочет без мук? – атаман сошел с подножки автомобиля и сказал тоном ниже, как ровне.

– А ты что, хочешь без мук, что ль?

– Так ведь детишки… Последняя коровка… последняя!

– Последняя, последняя, – передразнил атаман. – А знаешь ли ты, глупая женщина! Что сегодня у тебя одну корову взяли, а завтра, завтра десять вернут! – Бурнаш говорит громко, снова обращаясь к публике. Правильную политику атамана нужно разъяснить всем. Не себе же в карман он эту скотину реквизирует.

– Как десять? – удивилась крестьянка.

– А вот так! Так!.. Чьи были коровы? Чьи?.. Помещечьи, кулацкие! А теперь твои будут! – Бурнаш ткнул пальцем в окружающих его станичников. – Все: быки! Коровы! Куры! Свиньи! Все будут твои.

– Верни мне мою кормилицу! – снова заголосила баба.

– Ну-у… – атаман развел руки в бессилии перед сложившейся ситуацией. – Потерпи, сестра! Воротим, все воротим! – не забывая о публике, Гнат сделал общий успокаивающий жест… – Свободная женщина! – Бурнаш подошел к крестьянке, все стоящей на коленях, обнял и поцеловал в лоб. – Гражданка!

Удовлетворенный произведенным эффектом, ата ман вернулся в автомобиль и нажал на клаксон. Возница взмахнул вожжами, и экипаж тронулся в путь. Им затемно нужно было вернуться в Липатовскую. За машиной ехали знаменосец и небольшой отряд, чуть поодаль гарцевал Лютый. На собранных для митинга крестьян Сидор смотрел презрительно. Чего Бурнаш распинается перед ними? В руках атамана сила, власть, значит, и врать про десять возвращенных коров не обязательно. Приказать что надо – все сделают! А гавкнет кто – к стенке.