Александр Грязев - Калифорнийская славянка

— Спаси, Господи, Алексей Петрович. Век не забуду доброту твою. Всё сделаю, чтобы долг свой тебе выплатить. А деньги, какие, даст Бог, зарабатывать буду, то высылать тебе в Тотьму стану непременно и без обмана. А залогом братья мои будут.

— Я тебе, Иван, и так верю. Приходи ты ко мне сюда завтра после обедни и мы все дела обговорим, а вексель ты новый напишешь на оставшуюся сумму. Сделаем его не только бессрочным, но и переводным: мало ли со мной что может случиться, не дай Бог, то платить будешь, кому я сам укажу.

— Благодарствую, Алексей Петрович, от всей души, — поднялся с кресла и поклонился поясно Иван.

— Отблагодаришь, когда служить начнёшь. А деньги, которые за трубу выручишь, то поделите меж собой. Тебе в дальней дороге без них никак нельзя… В городовом магистрате паспорт для отлучки в сибирские города испроси года на два, а лучше на три. Да долго-то с отъездом не тяни. Вот скоро ярмарка в Устюге и туда из сибирских городов торговые люди обязательно приедут. С ними сговорись и отправляйся. А можешь зимой по санному пути.

— Нет, Алексей Петрович. Зимы ждать не буду. Пойду нынче. Собраться недолго. Как говорится, только подпоясаться. Я и так туда собирался. Тебе же ещё раз моя благодарность.

— Ты лучше Бога благодари… И вот тебе ещё один мой совет. Сходи в Суморин монастырь помолись там у раки преподобного Феодосия. Он по молитвам многих исцеляет, все, молящиеся у мощей его, получают просимое… По себе знаю. Так что тебе стоит сделать сие перед таким дальним твоим путём.

— Схожу непременно, Алексей Петрович. Спаси, Господи. Пока жив, буду молиться за тебя.

Ивaн Кусков земно поклонился Нератову и вышел из кабинета.

Перебравшись на новое место, макома устроили свои шалаши у самой кромки лесных зарослей на берегу всё той же реки, но так, чтобы открытое пространство с редкими здесь холмами было видно на все стороны. В лесу же в случае опасности скрыться можно будет скорее и надёжнее.

Переселив племя индейцев в безопасное, как ей казалось, место, Алёна вновь задумалась: а что же делать дальше? Она часто ловила себя на мысли, что стала постоянно думать о судьбе этих людей, малых и больших, больных и старых, доверивших ей свою жизнь. Да к тому же в мыслях своих Алёна ежедень обращалась к родным для неё аляскинским берегам, к острову Ситхе, к Ново-Архангельску, где на маленькой улке нижней крепости стоял дом отца её Сысоя Слободчикова, известного по всему побережью американскому морехода и зверобоя. Как-то там теперь без неё отец и матушка? Как младшие брат и сестрица? А что стало с её любимым и суженым Ванечкой? Жив ли? Ждёт ли? Ищет ли её? Или уже надежду оставил? Ведь разлучились они с Ваней на самом венчании, так неожиданно прерванном набегом аляскинских индейцев-колошей на русскую крепость.

Но в душе своей сама Алёна надежды не теряла ни на один день и верила, что на далёкой Аляске тоже о ней думают, ждут. Знала она, что на всё воля Божия, на которую только и стоит положиться. Потому-то и молилась Алёна утром и вечером перед сохранившимся на груди её нательным крестиком и медным образком Божией Матери Путеводительницы.

А что делать дальше ей теперь в племени макома, Алёна и впрямь не знала, и ничего путнего на ум не приходило. Правда, думая о батюшке своём Сысое, Алёна вспоминала, как он советовал ей: ежели что-то долго не получается в деле каком-то, то нужно остаться одному, уйти в лес или на берег моря и там вдали от суеты людской побыть какое-то время наедине со своими мыслями. Тогда решение непременно придёт. Во всяком случае, у него так случалось. А что если ей сделать сейчас так же… И Алёна решительно вышла из своей хижины, прихватив лежащее на звериной полсти конское седло.

Манефа, сидевшая у входа, что-то крикнула индейскому мальчику, который невдалеке на лугу пас коня своего вождя. Он тотчас же подвёл его к Алёне.

— Спасибо, Вук, — с улыбкой сказала Алёна и погладила черноволосую голову маленького индейца. — Тебе нравится этот конь?

— Да, — кивнул Вук.

— И ты хочешь иметь такого же?

— Да, хочу, — вновь кивнул мальчик и глаза его загорелись.

— Хорошо, Вук, — седлая коня, сказала Алёна. — Я тоже думаю об этом, но всему свой час. Настанет он и для тебя. А пока ухаживай за моим.

Она легко вскочила в седло, крикнула Манефе:

— Я скоро… Только прокачусь…

Воронок, как прозвала своего коня Алёна, широко скакал по гладкой безлесной равнине и Алёна, ладно сидевшая в седле, была явно довольна такой скачкой. Глаза её азартно блестели, а белые волосы развевались за плечами на свежем, бьющем в лицо, ветре.

Проскакав с версту, Алёна направила Воронка к подножью одного из пологих холмов и конь, почти не напрягаясь, послушно вынес её на вершину.

Алёна заворожённо оглядывала открывшуюся перед ней картину: по одну руку почти бескрайняя, поросшая травой равнина, по другую текущая меж низких берегов река Шаста, в честь которой она получила от индейцев своё новое имя, и лес, если обернуться назад, с еле заметными отсюда шалашами индейцев макома.

Было видно, что Алёне по душе этот простор, все его виды, и воля.

Так, наслаждаясь покоем, вновь оглянувшись на своё поселение у дальней кромки леса, Алёна вдруг подумала, что вот здесь, на вершине этого берегового холма, неплохо было бы устроить сторожевой пост, а вон там, в глубине равнины, на дальнем возвышении ещё один. А на тех постах, почти за версту от индейских хижин, будут находиться стражи и в случае опасности для племени: приближения отряда испанцев или иных каких недругов, они зажгут огонь из сухой травы и веток красной сосны-чаги. Дым от костров сразу увидят в поселении, где тоже на самом высоком дереве она велит устроить сторожевой пост. О таком деле её отец говаривал как-то после плавания на Гавайские острова, где подружился с тамошними индейцами.

От принятого решения на душе у Алёны стало спокойнее. Она, ещё немного полюбовавшись открывшимися перед ней видами, спустилась с холма и уже спокойно направила своего коня в сторону хижин макома. Вождь Шаста теперь знала, что надо делать…

…Манефа с Вуком сидели всё так же у входа в хижину, когда к ним подъехала Алёна. Она легко спрыгнула с коня и бросила повод подскочившему к ней маленькому индейцу.

— Держи, Вук, — сказала Алёна. — Прокатись на Воронке, потом своди его на водопой.

Вук радостно и благодарно глянул сперва на Алёну, потом на Манефу. Взяв в руки повод, он подошел к Алёне и та помогла ему забраться в седло.

— А ты, — обернулась Алёна к своей подруге и помощнице, — собери сей же час ко мне старейшин с шаманом. Совет с ними держать буду.

И Алёна скрылась за тростниковым пологом своей хижины.