Бен Кейн - Дорога в Рим

— Спасибо за лестное приглашение. Только я пришел, чтобы попросить тебя сегодня там не присутствовать.

— Жена тоже умоляет, чтоб я не ходил, — нахмурился Цезарь. — Почему?

— Слишком опасно. Заговор. Тебя хотят убить.

Цезарь вдруг сделался предельно спокоен.

— Откуда ты знаешь?

— Друг сказал.

— Кто он?

Ромул замялся — вдруг Цезарь только посмеется в ответ?

— Гаруспик.

— А, из этих… — фыркнул Цезарь. — Лгуны и шарлатаны. Живи я по указаниям своих авгуров, то не покорил бы Галлию и не правил бы Республикой.

— Мой друг — не шарлатан. Он служил со мной в армии Красса, предсказал поражение при Каррах и многое из дальнейшего. Он непревзойденный прорицатель.

— Гм. — Цезарь не сводил глаз с Ромула. — И что же он видел?

— Заговор с целью убить тебя в сенате. Десятки людей.

— И нападут сегодня?

Ромул проглотил комок в горле.

— Да. Остерегайся мартовских ид.

— Твой друг когда-нибудь ошибался в пророчествах? Бывают ли они неясными?

— Конечно. Такова природа гаруспиции.

Цезарь презрительно усмехнулся.

— Вот-вот. Этим-то они и оправдывают каждое лживое слово, которое изрекают. Слухи о покушении носятся не первый месяц, и до сих пор ничего не произошло. Зачем кому-то меня убивать? После десятилетий войн в Республике царит мир! Твой друг слишком много воображает. Ты, Ромул, верь этому, как хочешь, но не требуй от меня того же. Сегодня в сенате важные обсуждения, я должен присутствовать. Не вижу причин отказываться.

Не собираясь отступать, Ромул пустил в ход запасной вариант.

— Я собрал преданных ветеранов. Около полусотни. Они уже у сената.

— Мой бывший солдат рекрутирует для меня целый балаган телохранителей? — удивленно качнул головой Цезарь.

— Прости, — пробормотал юноша, осознав свою дерзость. — Я не собирался действовать без спроса.

— На малых помыслах зиждутся великие деяния, — пробормотал Цезарь и улыбнулся. — Напротив, ты поступил правильно, я благодарю тебя.

Ромул с облегчением вздохнул.

— Значит, ты позволишь ветеранам сопровождать тебя в сенат?

— Нет, не позволю. — Глаза диктатора блеснули.

— Н-не понимаю.

— Твои побуждения благородны, — признательно кивнул Цезарь. — Однако не забывай, с кем разговариваешь. Чтобы я, лучший полководец за всю историю Республики, прибыл в сенат с пестрой толпой отставных легионеров? Я не могу себе такого позволить.

— Только сегодня, всего один раз! — взмолился Ромул. — Если нападения не будет, можешь выдать это за стихийную демонстрацию народной любви и посмеяться вместе со всеми. А если опасность все же возникнет, они тебя защитят.

Цезарь помедлил, обдумывая просьбу, и в Ромуле проснулась надежда.

— Нет, — наконец покачал головой диктатор. — Я не хочу жить в страхе.

Ромул пал духом, однако тут же мелькнула мысль: пусть Секунд с ветеранами все равно ждут у сената! И при малейшем волнении бросятся внутрь! В этом случае диктатор, конечно, рискует больше, но лучше уж так, чем оставить его вовсе без охраны.

— Хорошо, — кивнул юноша. — И все же — можно мне тебя сопровождать?

Один умелый солдат стоит двадцати обрюзгших сенаторов: может, удастся их удержать, пока подоспеют ветераны?

Ромул недооценил проницательность Цезаря.

— Тебе — можно. А ветеранов распустить, — приказал тот. — Что бы ни случилось — пусть не вмешиваются. Ясно?

Ромул метнул на него полный отчаяния взгляд.

— Ясно.

— Дай слово, что ты велишь им разойтись. — Цезарь по-солдатски протянул ему правую руку.

— Откуда ты знаешь, что я его сдержу?

— У тебя верное сердце, я это вижу. И ты — солдат моей армии.

— Хорошо. — Ромул, проклиная зоркость Цезаря, ответил на его рукопожатие.

— Вот и прекрасно, — заключил диктатор. — Теперь мне нужно заняться делами, день предстоит нелегкий. Подумай, что скажешь в сенате о Каррах. И приходи туда к полудню. К этому времени я и приеду.

— Слушаюсь. — Бессильный перед властью Цезаря, Ромул пал духом. Тарквиний ведь не станет выдумывать, особенно если дело касается убийства. Однако Цезарю неоткуда об этом знать, и он наверняка считает, что перед ним пусть и преданный, но слишком суеверный солдат. Нужно попытаться еще раз. — Я…

— Ни слова больше. Спасибо за хлопоты, — отрезал диктатор и, подняв руку ко рту, крикнул: — Оптион!

К отчаянию Ромула, тот появился на пороге мгновенно.

— Слушаю!

— Проводи легионера до двери, — приказал Цезарь. — И вели управляющему отсчитать ему двадцать ауреев.

— Не нужно! — запротестовал Ромул. — Я ведь не ради денег!

— И все же твоя преданность будет вознаграждена. — Цезарь повел рукой, отпуская юношу. — Увидимся позже.

— Слушаюсь. — Как можно четче вскинув руку в приветствии, Ромул вышел.

Озадаченный оптион довел его до дверей, и вскоре юноша уже выходил на улицу, сжимая в руке увесистый кожаный кошель.

Стража успела смениться, зато Маттий ждал на прежнем месте. При виде кошеля глаза его заблестели, как у стервятника, завидевшего добычу.

— Значит, Цезарь тебе поверил? — воскликнул он.

— Нет, — мрачно покачал головой Ромул. — Даже слушать не стал. Это просто награда за преданность.

— И что нам теперь делать? — уныло спросил Маттий.

Ромул на миг задумался.

— Идти в Лупанарий, — объявил он. Если Фабиола там, может, удастся отговорить ее от убийства. Юноша не очень-то верил в успех и всерьез опасался, что привратники могут его прирезать, однако стоило попробовать. Других выходов все равно нет.

Увидев Децима Брута, который выглянул из приближающихся носилок, Ромул приободрился: он ни разу не видел собраний заговорщиков и верил, что любовник Фабиолы останется непреклонен. Может, Брут явился к Цезарю с тем же, с чем и Ромул.

Юпитер, пусть так и будет! — взмолился юноша.

Последними приготовлениями Фабиола занялась лишь тогда, когда Брут уехал к Цезарю. Решимость его осталась неколебимой, и девушку это одновременно радовало и тревожило. Со вчерашнего дня, после ухода заговорщиков, Фабиола не спускала с Брута глаз, опасаясь, что он передумает, и всячески старалась его отвлечь. Кухонным рабам было велено приготовить роскошную трапезу, а между сменами блюд из свинины, рыбы и многочисленной дичи перед ними с Брутом разыгралось представление, о котором заранее позаботилась Фабиола. Греческие атлеты боролись на полу, блестя умащенными телами, поэты декламировали свежие сатиры, актеры разыгрывали короткие комедии, акробаты показывали замысловатые трюки. С виду задумка Фабиолы удалась: Брут хохотал и одобрительно отзывался о выступающих, однако девушка видела, что он погружен в раздумья, а ведь, кроме убийства Цезаря, размышлять ему было не о чем. Фабиола, следя за представлением, и сама едва могла отвлечься мыслями от заговора, однако не решалась заговаривать о нем вслух. Брут тоже молчал.