Зигфрид Обермайер - Храм фараона

— У людей это по-другому, Бенти. Кроме того, ты принцесса, а я царица, и у нас есть слуги, которые выполняют подобную работу за нас. Это само собой разумеется.

— Но хоть разок ты могла бы меня искупать? Только один-единственный разок!

Туя и Изис-Неферт, улыбаясь, переглянулись, и суровое лицо второй царской супруги сделалось совсем мягким.

Позднее она еще раз поразмыслила о причине своего пребывания здесь и пришла к выводу, что царь снова исключил ее из круга близких лиц. По-видимому, он еще раньше узнал о болезни Мерит-Анта и побудил свою мать пригласить ее с детьми, чтобы все время проводить с Нефертари, к которой снова сейчас обратился. Дружба с Мерит-Анта пробудила в Изис-Неферт новую надежду, но, увы, царь повернулся спиной к больной хеттиянке и сейчас праздновал радостное примирение с Нефертари в Мемфисе. Так как ему, конечно же, не нужна была вторая супруга, он оставил ее и ее детей подальше от себя. Если бы не Хамвезе, столь высоко ценимый фараоном сын, то ее, вероятно, уже давно бы выставили и забыли. Хамвезе! Она отправится в Мемфис с визитом к нему и этим покажет, что она все еще существует. Изис-Неферт была полна решимости уехать как можно быстрее и сообщила Туе о своем решении.

— Конечно, моя дорогая, я и так довольно долго продержала тебя здесь. Отправляйся в Мемфис к своей семье. Мой сын будет рад тому, что обе его супруги рядом с ним.

«Рад? Как бы не так!» — подумала Изис-Неферт, и на лице ее появилось выражение ожесточенности и оскорбленной гордыни.

— Я хотела бы прежде всего нанести визит моему старшему сыну, верховному жрецу Хамвезе, — сказала она с нажимом. Фараон ценит его сверх всякой меры.

— Я знаю, знаю, — согласилась Туя бодро. — Кстати, мне сообщили, что Мерит-Анта умерла. Оно и лучше, потому что все ее тело было изуродовано.

— Мерит-Анта мертва?.. Но царь… Он, должно быть, в большой печали.

— Может быть, — ответила Туя холодно. — А может быть, и нет. У него ведь есть вы, матери его любимых сыновей и дочерей. Вы должны его утешить — ты и Нефертари.

— Я еду завтра, — сказала Изис-Неферт тихо, но решительно.

Чтобы узнать подробности, она сделала остановку в Пер-Рамзесе и прибыла как раз в тот момент, когда дворец Мерит-Анта поджигали со всех четырех сторон. Царица узнала, что умерли еще трое придворных, в то время как выздоравливающих отправили в сельскую местность.

— И Мерит-Анта все еще лежит в своем дворце с остальными мертвыми?

— Да, царица, — ответил чиновник. — Лекари считают, что так лучше. Если болезнь распространится в дворцовом квартале, это будет ужасно. Поэтому все будет сожжено, и мы надеемся, что благодаря этому оспу удастся победить.

Чтобы пламя не перекинулось на другие здания, все постройки вокруг дворца снесли. Больше десятка мужчин стояли с наполненными ведрами, готовые сбивать огонь в случае необходимости. Изис-Неферт настояла на том, чтобы посмотреть на сожжение и велела поставить свое кресло в надлежащем отдалении, в то время как двое слуг держали тент над ее головой.

«Бедная хеттиянка! — подумала она. — Ты надеялась, что найдешь свое счастье здесь, в Кеми, а тебя даже не погребли по обычаю этой страны. Так пусть же твое беспокойное ка мучает эту крестьянскую шлюху, пока она жива. Вероятно, это она колдовскими штучками наслала на тебя болезнь, как она это сделала с моим первенцем. Меня удивляет, что я сама еще жива…»

Пока Изис-Неферт горько размышляла, пламя охватило здание с четырех сторон, быстро ворвалось внутрь и начало с треском и грохотом бушевать во всем дворце, заставило, наконец, рухнуть крышу, причем искры полетели во все стороны. Некоторые из них попали на тент на головой Изис-Неферт, но слуги тотчас сбили их опахалами. Обожженные на огне кирпичи из нильского ила держались дольше всего, но и они начали тлеть и рушиться, превращаясь в пыль. Спустя час здание выгорело дотла, а то, что еще осталось от стен, длинными шестами обрушили сильные мужчины. Тяжелый, острый запах пожара распространился по дворцовому кварталу.

— Что будет с обломками? — спросила вторая супруга у придворных чиновников.

— Сначала их все старательно сгребут в одну кучу, а когда они остынут, соберут и бросят в реку.

— И болезнь будет изгнана?

— Мы надеемся на это, царица.

Такка совсем смутилась, когда Пиай сообщил, что ей разрешено сопровождать его во время визита Благого Бога к быку Апису.

— В этом нет ничего особенного, — попытался он успокоить ее. — Как служащему в храме Пта, мне разрешается присутствовать на церемонии с семьей. Когда царь, да будет он жив, здрав и могуч, посещает Аписа, это всегда официальное мероприятие. Тот, кто не имеет доступа, стоит на улице процессий, чтобы издалека воздавать хвалу Благому Богу.

— Что мне надеть? С таким животом я не влезу в узкое платье и, кроме того…

— Тогда ты наденешь широкое! Беременность в конце концов не позор.

Пиай досадовал на себя за то, что проявил нетерпение в разговоре с Таккой. Она была деятельной хозяйкой, и он мог быть ею доволен, но порой при каких-либо не особо важных обстоятельствах она вдруг становилась такой медлительной и нерешительной, что Пиай просто впадал в бешенство. Вчерашняя рабыня, она оставалась еще неуверенной в некоторых вещах и не хотела сделать что-либо неправильно.

Как всегда, когда объявлялось о высоком визите, жрецы Пта, обслуживавшие быка Аписа, на несколько дней изолировали его. Он был заперт в узком, темном хлеву, где не мог двигаться, и перед ним поставили статую Пта в человеческий рост.

Окруженное разрисованными папирусными колоннами священное обиталище быка Аписа было выложено гранитными и алебастровыми плитами, его поилка была изготовлена из драгоценного зеленоватого кровельного сланца и снабжена водопроводом. Искусно изготовленные в шесть локтей высотой бронзовые ворота в виде решетки отделяли загон быка от храмового двора, в котором находились дома его смотрителей, склады с запасами продуктов, а также хлева для него и его гарема.

В это утро в храмовом дворе толпились столько людей, сколько бывало разве что в праздник Пта. На этот раз событие было особого рода: Благой Бог вместе со своей семьей хотел принести жертву живой душе Пта.

Снаружи во двор, окруженный стеной, проникали приглушенные ликующие крики народа. Потом появились гордые, до зубов вооруженные ширдану. Они мягко, но настойчиво оттеснили чиновников храма с их женами и детьми, пока перед загоном не образовалось широкое свободное пространство.

Согласно своему рангу Пиай стоял во втором ряду. Он был занят тем, что оберегал беременную Такку в этой толкучке.

Шум замер, когда звук фанфар возвестил о появлении Благого Бога. По традиции царь появился перед Аписом пешком. На нем были сине-золотой венец Хепреш, церемониальная борода и золотые сандалии. В его правой руке покоился скипетр Хека, левой он дружелюбно приветствовал замершую в ожидании толпу. Рядом с ним в платье до щиколоток, собранном в многочисленные складки, шла Нефертари. На ее голове сверкал хохолок ястреба. В правой руке она держала систр, чтобы порадовать Аписа его звучанием.