Зигфрид Обермайер - Храм фараона

— Конечно, царя, дурень. Зачем, как ты полагаешь, мы здесь содрали всю кожу с рук? К тому времени, когда Богоподобный, да будет он жив, здрав и могуч, прибудет сюда, работа должна продвинуться как можно дальше, и прежде всего это касается Малого храма.

Так как Пиай знал, что Рамзес велел соорудить храм Хатор в знак почитания своей любимой супруги Нефертари, он начал работу над фигурой царицы на фасаде. Нефертари, чтобы подчеркнуть ее сходство с божественной Хатор, следовало изобразить с высоко поднятыми рогами коровы и солнечным диском на голове. Ее левая рука должна была касаться систра, под ее правой рукой предусматривалось поместить фигуру принцессы Мерит-Амон. Рядом с левой ногой колоссальной статуи должна была найти свое место принцесса Хенут, которая симметрии ради изображалась такого же роста, как ее старшая сестра.

Это место было еще прикрыто, и быстрота, с которой работал Пиай, служила также цели представить перед любимой ее собственное изображение. Таким образом, Пиай как бы раздвоился в своих желаниях: мужчина в нем каждой своей клеточкой тосковал по любимой, а художник желал ее отсутствия до тех пор, пока работа не будет окончена. Чтобы сэкономить время, Хотеп должен был одновременно работать над фигурой Хенут. Он делал это с рвением и талантом, не задавал вопросов, не создавал трудностей, потому что обе принцессы отличались друг от друга только именами под статуями.

Снова и снова добавлялись обстоятельства, которые замедляли отъезд фараона. Казалось, будто город, к которому он много лет назад повернулся спиной, удерживает его, чтобы вдосталь насладиться его священным присутствием. К концу третьего месяца Ахет прибыли запросы от жрецов, не захочет ли он почтить своим присутствием один из многих праздников, которые приносил с собой четвертый месяц Ахет: праздник Хатор, большой праздник Амона, проведение обряда помазания девяти, праздник Дьед и, наконец, старинное, чрезвычайно важное для Мемфиса празднество Зокара. В Дельте эти старые божества уже давно слились с Озирисом, который изображался в виде мумии с головой сокола и особо почитался народом, главным образом как бог плодородия. Зокар был господином пашни, в которую бросалось зерно, чтобы позднее появиться снова, уже в виде растения. Так как именно это желание пробиться к свету Ра двигает человеком, которому суждено умереть и быть запертым в темноте своей гробницы, то Зокар принимал на себя одновременно должность бога мертвых, который дарит людям на том свете новую жизнь. На границе пустыни у Мемфиса, где на горизонте вырисовывались силуэты многочисленных пирамид старых времен, поднимался маленький почитаемый с древних времен храм Зокара, восточные ворота которого выводили на усаженную пальмами священную землю, в то время как западные ворота были обращены к пустыне и гробницам.

Итак, царь дал себя убедить принять участие в празднестве Зокара, но сразу после этого он должен был выехать на юг. Как требовал обычай, фараон появился один, окруженный лишь несколькими телохранителями. Вокруг священной пашни собралось много народа, но не раздалось ни одного ликующего крика, потому что Зокар был богом тишины, который жил в тайных глубинах Царства мертвых.

Жрецы уже держали наготове его древнее культовое изображение на божественной ладье. На человеческую фигуру в виде мумии с головой сокола, сидевшую на камне, был надет бело-золотой венец Озириса — атеф.

По знаку царя жрецы высоко подняли Зокара и поставили ладью на повозку. Вместе со жрецами и их помощниками Рамзес ухватился за веревку и протянул повозку до священной пашни.

Там царь решил:

— Теперь я все сделаю сам!

Он подхватил ремни и быстрыми шагами провез культовое изображение по мягкой темной земле. Ноша была немалая, но царю доставляло удовольствие проделать эту священную работу одному.

Около пятидесяти избранных жителей Мемфиса, мужчин, женщин и детей, шли на почтительном удалении от культового изображения, на шее у них были тяжелые ожерелья из свежих луковиц. Никто из этих людей не знал значения этого действа, но это был древний обычай, которому свято следовали.

Онемев от восхищения, они смотрели на своего могучего царя. Он был выше их всех по меньшей мере на голову. Женщины восхищались его мужественностью и царственным величием, мужчинам понравилось его спонтанное решение одному проделать эту тяжелую, непривычную работу. И как хорошо он ее выполнял! Не замедляя шагов, Рамзес протащил повозку, изгибавшуюся в форме полумесяца, по священной пашне и снова поставил ее перед восточными воротами храма.

То, что фараон, верховный жрец страны Кеми, своей священной работой придал особый блеск празднеству Зокара, вскоре стало известно во всем городе. А поскольку в этом одном из самых привычных для знати, но важных для народа празднеств уже много лет не принимал участия ни один царь, Рамзеса после окончания церемонии приветствовали громкими криками:

— Да будешь ты праздновать тысячу тысяч праздников Зед, золотой Гор! Сильный и могучий Бык! Сын Солнца! Кормилец страны! Ты Благой Бог во всем своем великолепии и силе! Любимец богов!

Рамзес наслаждался этими почестями, потому что знал, что никто ничего не приказывал этим людям, их слова шли от самого сердца. Он чувствовал, как приветственные возгласы большого количества безымянных людей наполняют его тело новой силой, как эти тысячи голосов проникают в его сердце и питают божественную искру его ка.

Рамзес велел приготовить себе ванну, переоделся и пошел в дом Изис-Неферт.

— Извини, что я пришел, не объявив заранее о своем визите, но я хотел сам сообщить тебе, что наше путешествие скоро начнется. Я полагаю, что ты тоскуешь по Фивам. Теперь ты возвращаешься на родину как царица под хохолком коршуна, которая родила повелителю Обеих Стран трех сыновей.

— Да, — с гордостью подтвердила Изис-Неферт, — и среди них твой первенец.

Рамзес подавил поднимавшийся гнев.

— Я полагаю, ты должна это выразить другими словами. Среди твоих детей есть мой старший сын. Ранг первенца я могу даровать только ребенку Великой Царской Супруги, и поэтому Енам следует за своим умершим братом. Я не хотел бы спорить с тобой о порядке престолонаследия, потому что это, заметь себе, решаю один я. Сети, например, рожден наложницей, но он очень хороший сын, и мы похожи как две капли воды. Должно быть, бог Хнум что-то имел в мыслях, когда сотворил этого ребенка по моему образу и подобию.

Изис-Неферт опустила голову и пристыженно замолчала. Ее лицо с годами стало более суровым, хотя и не выглядело от этого менее красивым. Ощущаемая ею постоянная горечь от необходимости все время оставаться только второй наложила отпечаток на облик бывшей служительницы Амона. Другие бы женщины прекратили сопротивление, смирились и получали все выгоды от своего положения. Изис-Неферт, однако, не смирилась. Амани был мертв, Нефертари родила последней дочь, и вторая жена чувствовала направляющую руку Амона, утешая себя старой мудростью, что деяния богов не терпят суеты. Так как она продолжала молчать, Рамзес сказал примирительно: