Зигфрид Обермайер - Храм фараона

Однако Хатнуфер едва слышала его. Она продолжала красноречиво расписывать блестящее будущее и уже видела себя каждый вечер сидящей на женской половине дворца и болтающей с Великой Царской Супругой Туей о детях.

Инет тем временем вышла в сад и уселась около маленького пруда с лотосами в тени тамарисков и сикомор. Теперь, когда сбывалось то, на что она втайне надеялась, ее девичье сердце охватил непонятный страх. Она должна будет просто покинуть родителей, маленьких братьев, дом, город, чтобы выполнить волю этого гордого молодого человека, чей соколиный взор проник ей глубоко в сердце. А ведь у него уже есть гарем и, конечно же, дети от красивых и искусных в любви женщин. Для него она, вероятно, будет одной из наложниц, которых он пожелал, затем он обнимет ее пару раз, а после забудет в гареме.

Инет так сильно топнула ногой, что из кустов вылетели воробьи, и схватила золотой амулет Анк, висевший у нее на шее. Нет, такими могут быть другие, но не он. Она должна привезти ему половину его сердца, иначе он погибнет. Это слова не принца, который ищет новую наложницу для своего гарема, так может говорить только искренне влюбленный молодой сокол Гора — Рамзес, высокий, сильный и прекрасный, как бог. И у нее теперь есть новое имя. Оно чрезвычайно ей нравится — Нефертари, Самая Красивая из Всех, Прекраснейшая. Она внезапно заплакала, маленькая Инет, ведь она была еще ребенком и так скоро должна была стать женщиной.

Ветхий храм в Абидосе был почти разрушен. Уцелела только святая святых. И жрецы Озириса совершали то, что они делали уже на протяжении столетий. Они будили бога, мыли и одевали его, приносили ему еду и укладывали его на ночь спать. Время от времени они носили его культовое изображений в часовню Изиды, чтобы там бог мог наслаждаться обществом своей супруги и соединяться с ней.

Несмотря на строительные работы, ежедневно прибывали паломники, устраивались праздники и шествия, в городе и около храма царило большое оживление. На ладье из Мемфиса прислали нескольких архитекторов, которые теперь обсуждали будущие работы с надзирателями над каменщиками, с художниками и скульпторами. В центре нового храма под изображением Озириса фараон Сети должен был устроить свою ложную гробницу. Ее собирались окружить высокими колоннами, а стены украсить рельефами и живописью. Посредине будет изображен фараон в кругу богов.

Его величество Мен-Маат-Ра-Пта-Мери-Ен-Сети, Благой Бог, сын Солнца и владыка Обеих стран, особо подчеркнул, что это должен быть его храм, а затем высказал несколько непривычных желаний. Так, на рельефе должно было быть изображено, как фараон курит фимиам перед богом Сокаром — это божество почиталось в Дельте, а здесь было практически неизвестно. Жрецы Озириса растерянно покачали головами, услышав, что Сокар, подобно Озирису, изображается в виде мумии и считается на севере богом, равным Озирису. Не всем это понравилось, но царский приказ в конце концов не обойдешь, поэтому нашли выход: изобразить бога Сокара в виде человека с головой сокола.

Эту работу поручили мастерской Ирамуна, поэтому он и Пиай ломали голову над рисунками рельефов, которые потом должны были перенести на известняковые плиты.

— Собственно говоря, он выглядит, как бог Гор, — заметил Пиай, но Ирамун возразил:

— Для необразованного да, но у Гора на соколиной голове, как правило, есть корона, и в руках он редко держит скипетр «УАЗ». А кроме того, его имя пишут под изображением, поэтому ошибка исключена. Послезавтра должны доставить следующие каменные блоки.

— У нас слишком мало людей. Если храм должен быть закончен за четыре-пять лет, потребуется в три раза больше каменотесов и скульпторов.

Ирамун выпрямился и свернул рисунки.

— Я знаю, сын мой, поэтому предлагаю следующее. Я уже поговорил с надсмотрщиком, он выделит нам двух помощников, которых я выберу сам, — таково мое условие. Мы найдем двух способных молодых людей, которых сможем обучить в процессе работы. Я думаю, тогда дела пойдут быстрее.

— Как скажешь, отец.

Недавно Ирамун усыновил Пиайя, и для того не составило труда называть старого мастера отцом. Другого или лучшего он вообще не знал.

— Я хотел бы еще кое-что спросить у тебя, отец. Веришь ли ты, что фараон действительно на равных общается с богами, как мы это всегда изображаем? Они…

Ирамун с осуждением посмотрел на сына:

— Зачем ты хочешь это знать? Какое нам до этого дело? Ты можешь верить или не верить, но было бы лучше, если бы ты в это верил…

— И все-таки это странно, — настаивал Пиай.

— Мы никогда точно не узнаем, что происходит там, наверху, но в любом случае фараону принадлежит вся страна, благодаря ему мы имеем прекрасную работу и неплохо живем. Он дал поручение построить новый храм, и похоже на то, что мы — по крайней мере ты — будем работать и на его преемника. Кстати, как обстоят дела с твоими уроками письма?

— Лучше. С тех пор как жрец-библиотекарь предоставил мне свиток с образцами письма, я каждый день занимаюсь им, если не слишком устаю.

Ирамун, который часто высекал на камне письменные знаки, поначалу не понимал, что они означали, но в течение жизни многому научился и считал совершенно необходимым, чтобы его сын также разбирался в написанном.

Каторжника Меру отправили в пустыню Рехену. Там добывали твердый черный камень, который предназначался для особо изысканных статуй. Черные невероятно прочные скалы ожесточенно сопротивлялись стараниям каторжников. В первую очередь необходимо было вырубить из скал блоки, помеченные мелом. Для этого пробивались дыры, которые потом расширялись и углублялись. Часто это длилось целыми днями. Самой тяжелой и опасной работой было отделение блока от скалы, потому что нередко камень срывался и мог раздавить человека или же тяжело его покалечить. Проще было расколоть уже добытые блоки на куски различной величины, сбить неровности и подготовить к погрузке.

Мужчины, которые выполняли эту тяжелую работу ежедневно по десять часов под палящим солнцем, все являлись осужденными. Надзирателями здесь служили высокооплачиваемые надсмотрщики-добровольцы. Рабы-каторжники должны были каждый месяц выдавать определенное число грубо отесанных блоков. Если блоков оказывалось меньше, жалованье надсмотрщиков уменьшалось, за большее количество они получали значительно большую плату. Чтобы добиться этого, любые средства считались хорошими. Каждые десять дней им доставлялись не только продукты питания, новые инструменты, вино, пиво и вода, но и целая связка бамбуковых палок в руку толщиной и почти в два локтя длиной. Этими палками надсмотрщики избивали каторжников, чтобы те лучше работали. Если кто-то на одно мгновение переставал сверлить, прибивать или тащить, чтобы перевести дыхание, или же его просто покидали силы, тут же появлялся один из ненавистных надсмотрщиков и обрушивался со своей палкой на несчастного. При этом старались не бить по рукам, так как они были нужны для дальнейшей работы, зато на спину, плечи, ягодицы, бедра и нередко на голову удары сыпались градом.