Симона Вилар - Лазарит

В словах тамплиера слышались восхищение и нескрываемая горечь. Однако едва ли ему стоило так превозносить рано умершего непобедимого короля в присутствии другого монарха, мечтавшего о подобной славе. Ричард сурово заметил:

— На вашем месте, мессир, я бы не стал сомневаться в мудрости и дальновидности Святого престола. Возможно, поэтому в Риме и не благоволят к вам, несмотря на ваши воинские заслуги и славу. Я слышал, что после того, как прежний магистр тамплиеров Жерар де Ридфор опорочил себя, проиграв битву при Хаттине и угодив в плен к Саладину, а затем купил себе свободу в обмен на сдачу орденских крепостей, именно вас стали называть «Честью ордена». Как же случилось, что вас не было при Хаттине?

— Я находился в Аскалоне, о чем уже упоминал. Магистр де Ридфор не жаловал меня, так как я неоднократно осмеливался перечить ему, а когда капитул избирал его главой ордена Храма, подал свой голос за другого кандидата. Но уже тогда я пользовался известным влиянием среди орденских братьев, и магистр решил меня удалить. Вот почему, когда мои братья гибли от жажды, стрел неверных и огня в долине Хаттина, я охранял Аскалон. И мы бы не сдали его, клянусь в том святым именем Девы Марии, покровительницы нашего ордена, если бы от этого не зависело освобождение из плена нашего короля Гвидо… — голос маршала прервался, и король понял, чего стоило это решение гордому тамплиеру.

— Тем не менее вы поспешили к Акре, едва узнав, что король начал осаду, — негромко произнес Ричард. — И одного имени маршала де Шампера хватило, чтобы под ваше знамя стали стекаться разрозненные отряды орденских братьев, все еще остававшиеся в Святой земле. Сколько их ныне под вашей рукой?

— Около сотни рыцарей, но с ними сержанты, [114] Братья-сержанты — одно из трех сословий ордена тамплиеров. К нему относились служители, пажи, оруженосцы, солдаты-пехотинцы и охранники. Все они, так же как и рыцари, принимали монашеские обеты, и на них распространялись все положения орденского устава. туркополы и братья, готовящиеся посвятить себя служению ордену Храма. Однако орден все же обескровлен.

— Думаю, это продлится недолго, — расправил плечи Ричард. — Вы видели здесь немало рыцарей в белом облачении с алыми крестами, а в порту должны были заметить множество кораблей с эмблемой ордена Храма на мачтах — двумя рыцарями верхом на одной лошади. Со мной в поход выступило не меньше тысячи тамплиеров из Анжу, Пуатье, Англии, Нормандии и столько же рыцарей из владений короля Филиппа и итальянских земель. Все они прекрасные воины, обученные сражаться в прецепториях Европы.

— Мне отрадно слышать об этом, ваше величество, — поклонился Уильям де Шампер. Глаза его вспыхнули.

Ричард следил за ним исподлобья.

— Замечу, что большинство из них собрал, экипировал и переправил сюда мой добрый друг Робер де Сабле, с которым вы уже имели удовольствие познакомиться. Мне думается, что именно его вскоре изберут Великим магистром ордена тамплиеров.

При этих словах короля маршал понадеялся, что его лицо не выразило всей глубины горечи, которая наполнила его душу. И хотя он продолжал твердить про себя, словно заклинание, девиз ордена: «Не нам, не нам, а имени Твоему, Господи!» — сердце его болезненно сжалось.

— Выборы Великого магистра со дня основания производит капитул ордена, — сухо заметил де Шампер.

— Аминь, — тряхнул золотисто-рыжей гривой Ричард. — Но повторю: более тысячи прекрасно обученных рыцарей из Анжу и Англии, Аквитании и Пуатье, Мэна и Нормандии, а также французы и итальянцы. Всех их объединил Робер де Сабле, пользующийся глубоким уважением среди братьев ордена Храма. И когда соберется капитул, в который, помимо вновь прибывших тамплиеров, войдет и ваша сотня испытанных воинов Святой земли, — как вы полагаете, за кого будет подано большинство голосов?

— За того, кого сочтут наиболее достойным, — ответил Уильям де Шампер, ощутив, как тускнеет свет мечты в его душе. Стать главой ордена, которому отдана жизнь, заботиться о нем, вложить в него опыт, накопленный за годы служения в Святой земле, — все это уже не для него.

Ричард словно прочитал его мысли.

— Я поддержу Робера де Сабле, если кого-то заинтересует мое мнение, — негромко проговорил он. — И это будет справедливо, ибо мне уже не раз намекали, что коль я поддерживаю избрание своего родственника — то есть вас, кузен, значит пытаюсь установить контроль над орденом.

Король впервые назвал Уильяма «кузеном», подчеркнув их родственную связь. Но тамплиера это нисколько не обрадовало, ибо родство с Ричардом Плантагенетом отныне ни в чем не способствовало его избранию на пост магистра.

— Я приму выбор капитула с покорностью и смирением, — маршал склонил голову.

— Превосходно! — Ричард дружески хлопнул его по плечу. — Я несказанно рад, что мы с вами, мессир де Шампер, не имеем разногласий в этом непростом вопросе!

Король шумно перевел дыхание, выпрямился — и львы на груди его алой туники заблистали золотом в лучах заходящего солнца. Сейчас Ричард смотрел на море, которое в этот час из лазурного становилось винно-багряным. Мачты кораблей, заполнявших бухту Лимассола, казались темным лесом на его фоне.

— Божественная красота! — улыбнулся король, и в уголках его глаз появились легкие лучистые морщинки.

— Знаете ли, кузен, — продолжал он, отбрасывая назад упавшую на высокое чело золотистую прядь, — я и не предполагал, что беседа с вами окажется для меня настолько важной и поучительной, что я даже забуду о красоте — я имею в виду мою очаровательную Беренгарию. Она воистину ангел! Ни словом не упрекнула меня, когда я сообщил, что покину ее ради беседы с маршалом ордена. Но теперь я должен всецело принадлежать супруге. Я уведу ее из-за стола, не теряя ни минуты, пока пир еще в разгаре и рыцари по старой традиции не начали провозглашать скабрезности, касающиеся первой брачной ночи. Беренгария слишком чиста и ранима, чтобы выслушивать подобное.

Маршал, поняв, что в мыслях король уже далеко, молча поклонился.

Брачная ночь, прекрасная и нежная женщина, ожидающая своего мужа — великого короля. Он неожиданно вспомнил, как трепетала ее ладонь в его руке перед венчанием, и пожелал, чтобы Ричард был ласков с супругой. Беренгария так застенчива, а английский Лев…

Он невольно потер плечо, по которому минутой ранее хлопнул Ричард. В его руке чувствовалась недюжинная мощь — настоящая львиная лапа. Вместе с тем он добр и чуток, ибо щадит скромность наваррской принцессы.

Размышлять о короле и его избраннице сейчас было легче, чем о рухнувших надеждах.

Уильям медленно двинулся среди пышных куртин сада, любуясь благоухающими цветами и вдыхая запах свежести, водорослей и соли, который приносил вечерний бриз. Вечерние тени уже ползли по ослепительно-белому утрамбованному песку аллеи.