Владимир Куницын - Спецназ Его Императорского Величества

Офицеры стояли, освещенные луной, как и большая часть берега, а часовых не было видно. Николай признал, что не может даже сказать, откуда раздался голос.

— Подполковник Данилов и корнет Белов.

Уже поднимаясь от реки, Николай произнес:

— Толковые у тебя, Михаил, драгуны во взводе. А это, как ни крути, заслуга командира. И не возражай! Так вот! Все, что я сейчас скажу, должно умереть вместе с тобой.

Знай Николай, что случится через несколько минут, наверное, сказал бы по-другому. И хотя никакой вины за ним не было, много дней не мог отделаться князь от ощущения, что именно эта фраза оказалась роковой.

— Помнишь Бородино? Атаку на Курганном холме?

— Конечно!

— А что с первым эскадроном стало, помнишь?

— Попал под батарейный залп…

— О чем ты, корнет? Какой залп? Где могла стоять эта батарея? И сколько должно быть орудий, чтобы одним залпом положить эскадрон?

— Мне тоже тогда показалось странным это, но все говорили — артиллерия!

— Шесть французов, за которыми мы гнались, расправились с эскадроном!

— Я отстал тогда! — с досадой произнес Белов.

— Но ты же знаешь, что один упал с лошади, и мы хотели его взять. А чем закончилось? Потеряли девять человек, а француз ушел.

— Да, повезло ему!

— Ему?! Это нам повезло, корнет! Что не потеряли роту!

— Ну… прямо уж и роту! — в голосе Белова слышалось откровенное недоверие.

Но князь не ответил, лишь повернув голову, приложил палец к губам. От крыльца к ним шел Азаров.

— Ваше сиятельство!

— Слушаю вас.

— Я хотел спросить. О последнем стихотворении. Оно просто замечательное.

— Спасибо.

— Но мне показалось, что оно связано с событиями на аустерлицком поле.

— Так и есть. Майор Вяземский привез Дохтурову приказ на отступление к Праценским высотам. Только было уже поздно, пришлось отходить к Сачану. Вот он и остался при моей роте.

— Вы командовали ротой при Аустерлице? — Белов не знал этого.

— С обеда. Только к вечеру он стала не больше взвода.

— Простите, как вы сказали фамилия майора?

— Вяземский.

— Его звали Иван Алексеевич.

— Что?

— Майор Вяземский, Иван Алексеевич, служил со мной в одном эскадроне. За три дня до сражения его перевели в штаб Кутузова.

Данилов остановился. Перед глазами, как живой, стоял высокий стройный Вяземский. Аксельбант и грудь белого мундира забрызганы каплями крови. Ясные глаза цвета осеннего неба.

— Иван Алексеевич… Иван. О, это удивительно, до чего же тесен мир!

Николай снова двинулся вперед. Теперь они все втроем обходили барский дом, направляясь к самому дальнему посту.

— Да, ваше сиятельство! А наша встреча с графом чего стоит! А вы знаете, раньше он тоже, как и мы, служил в кавалерии?

— Вот как? — рассеяно, думая о своем, спросил Николай. — И где?

— В драгунах! В Московском полку.

На этот раз Данилов остановился, будто налетел на стену.

— Тогда, в восемьсот пятом, он был ротмистром.

— Корнет! — Николай изо всех сил старался сохранить хладнокровие. — Продолжим проверку часовых позже. А сейчас пять человек с оружием сюда. Быстро!

Белов помчался во взвод, поняв, что задавать лишние вопросы не нужно.

— Что-нибудь случилось?

— Да, Андрей Сергеевич! Кажется, случилось. Сейчас мы это узнаем.

Спокойный голос — это главное! Нельзя вспугнуть Азарова. Сейчас его нужно схватить, а уже потом заняться графом. Или кто он там на самом деле? Стоп! Что-то не так. Да, Азаров, представив Каранеева, снял подозрения на его счет. Только умышленно ли он это сделал? Ведь если они заодно, то сейчас он фактически выдал лазутчика. В том, что здесь никакой путаницы, что граф и есть человек из того отряда, который охотится за гусарами, Николай не сомневался. Несколько секунд назад он вспомнил, где не очень давно видел его. На бородинском поле, около Псарево. Когда по приказу Тимохина ехал к Кутузову. Только тогда на «графе Каранееве» был мундир полковника.

— Скажите, Андрей Сергеевич, а почему вы решили, что граф раньше служил в Московском полку? Вы видели его в драгунском мундире?

— Видел. Да он и сам мне сказал, когда я в лазарете очнулся.

— То есть вы впервые увидели его в лазарете?

— Да.

— Понятно. А вы не знаете, где сейчас граф?

— Нет.

Едва заметный отблеск шевельнулся на траве за спиной Азарова. Николай поднял голову. В окне второго этажа вдоль стекла медленно всплывал огонек свечи. Добравшись почти до самого верха окна, он стал опускаться.

— А я, кажется, знаю.

Прибежал Белов с драгунами. «Если я ошибся, то до утра не доживу! — подумал Николай. — Да что там до утра, и четверти часа у меня не будет».

— Так, братцы! Без шума, вдоль стенки идите под то окно. Курки взведите. Если из окна кто-нибудь выпрыгнет — стреляйте сразу, не раздумывая. А вы, господа офицеры, за мной!

— Да что вдруг случилось?! — недоуменно спросил Азаров.

— Не вдруг! А семь лет назад. Я командир эскадрона Московского драгунского полка. Во время кампании восемьсот пятого года служил там же. Так вот, у нас никогда не было графа Каранеева!

Подходя к крыльцу, Николай сообразил — раз лазутчик подавал знаки, то в лесу их кто-то принимал.

— Денис Васильевич, — Давыдов стоял в вестибюле вместе с несколькими офицерами, — быстро поднимайте ваших гусар! Всех! Приготовиться к отражению атаки из леса!

— Что случилось? Что за спешка?

Громкий голос Давыдова зазвучал в вестибюле. Николай встревоженно кинул взгляд на лестницу.

— Тише, пожалуйста! И быстрее! Остальные, кто при оружии, за мной.

«Хорошо, что пистолеты заряжены», — думал Николай, шагая по коридору и взводя курки. Рядом шел Азаров, кипя гневом, следом три гусара. Замыкал шествие корнет.

Граф стоял у окна, свеча снова перекочевала на каминную полку. Николай держал пистолеты, направленные в грудь Каранеева.

— Вы мерзавец, граф! — делая шаг вперед, сказал Азаров.

— Спокойнее, Андрей Сергеевич! Господин капитан, у нас есть доказательства, что вы не тот человек, за которого себя выдаете.

— Вы правы, князь! У вас есть доказательства. Но главное — вот оно!

Спокойный голос завораживал, а плавное движение руки приковывало внимание.

Маленький, не больше вершка, брусочек шлепнулся поверх горящих в камине дров. И невольно все взгляды устремились на него. Никто не заметил, что Каранелли отвернул лицо.

Яркая, словно солнце, только не желтого, а белого цвета, вспышка ударила из камина. Луи увидел ее даже через плотно сжатые веки.

Когда Каранелли открыл глаза, офицеры выглядели более чем беспомощно. Кто одной, кто двумя руками держался за глаза. Некоторые с трудом сдерживали стон от невероятной рези. Только Данилов, закусив губу, слепо шарил пистолетами далеко в стороне от сменившего место француза.