Эмма Орци - Возвращение рыцаря

— Не больше четырех: остальные нужны мне для охраны арестантов.

— Четырех мне будет довольно, потому что четверо еще едут в авангарде. У вас, значит, останется двенадцать человек для охраны. Собственно говоря, вам надо стеречь лишь одну женщину, так как она отвечает за других своей жизнью. — При последних словах Шовелен возвысил голос, очевидно, с намерением, чтобы Маргарита и Арман слышали его. — Так я отправлюсь, — снова заговорил он, отвечая, вероятно, на слова товарища. — Сэр Перси, будьте добры, напишите, что нужно, на этом листке.

Последовала длинная пауза, во время которой Маргарита услышала продолжительный крик ночной птицы, отыскавшей, вероятно, свою подругу.

— Благодарю вас, — раздался снова голос Шовелена. — Этого будет достаточно. Ну, гражданин Эрон, теперь, я полагаю, нам нечего опасаться засады или чего-нибудь в том же роде. Если на меня нападут или если мы встретим в замке вооруженное сопротивление, я немедленно пришлю сказать вам, и вы… ну, вы уже будете знать, как поступить.

Арман вздрогнул и крепко сжал руку сестры. Высунувшись из окна кареты, она старалась разглядеть происходившее вокруг нее. Внизу, в деревне, зажигались огоньки; прямо перед ней вытянулись ряды стройных сосен, выделяясь на сером фоне неба. На одну минуту Маргарите удалось увидеть первую карету, из которой высовывался Эрон с грязной повязкой поперек лба.

— Можете быть спокойны, гражданин Шовелен, — громко сказал он своим грубым голосом, — уж я буду знать, что делать. Сегодня вечером волки получат хороший обед, да и гильотина ничего не потеряет.

Нежно взяв сестру за плечи, Арман увлек ее внутрь кареты.

— Если ты можешь придумать, как я могу спасти тебя и Перси, скажи мне.

— Я не знаю, как его спасти, Арман, — твердо произнесла Маргарита. — Наше спасение в руках Божьих.

Между тем Шовелен и его спутники отделились от главной группы, и вскоре стук лошадиных копыт совершенно затих в лесу. Арман и Маргарита слышали, как Эрон приказал своему кучеру ехать впереди, и вскоре тяжелый экипаж медленно проехал мимо них. В окно кареты виднелась голова Эрона. Искоса взглянув на Маргариту, он крикнул:

— Читайте теперь все молитвы, какие когда-либо знали, гражданка. Молитесь, чтобы мой друг Шовелен нашел в замке маленького Капета, не то вам в последний раз придется полюбоваться на эти окрестности, потому что завтра вы уже не увидите солнца.

Маргарита старалась не смотреть на негодяя — от одного его вида ее охватывал ужас. Как отвратительно было его угреватое лицо с толстыми, мясистыми губами и грязной повязкой, закрывавшей один глаз!

Значительно уменьшившаяся группа двигалась теперь шагом среди быстро возраставшей темноты. Карета тихо покачивалась на мягких рессорах.

Держа брата за руку, Маргарита закрыла глаза и откинулась на спинку. Время и пространство перестали для нее существовать; осталась одна Смерть, высохшей, костлявой рукой неустанно манившая ее к себе.

Вдруг кареты снова остановились; где-то брыкалась испуганная лошадь.

— Что там случилось? — прозвучал в темноте голос Эрона.

— Темнота такая, что хоть глаз выколи, гражданин, — ответил кто-то впереди. — Кучеры не видят даже своих лошадей и спрашивают, нельзя ли им зажечь фонари и вести лошадей под уздцы.

— Лошадей они могут вести, — сурово ответил Эрон, — но фонари зажигать я ни в коем случае не позволю. Почем знать, не прячется ли кто-нибудь за деревом, готовый пустить пулю в лоб или мне, или вам, сержант? Мы не можем представлять собой освещенные мишени. Пусть только кто-нибудь в серой шинели слезет с лошади и идет впереди; в этой проклятой темноте серое платье будет, может быть, заметно. А далеко еще до той часовни?

— Теперь недалеко, гражданин. И весь-то лес тянется не более, как на шесть миль, а мы проехали уже две мили по лесу.

— Ш-ш! Что это такое? Молчите же, говорю! Черт бы вас побрал, неужели вы не слышите?

Все смолкли и стали прислушиваться; только лошади не хотели смирно стоять, кусали удила, перебирали ногами и рвались вперед. Из леса доносились неясные, странные звуки, одни только нарушавшие тишину, казалось, будто по лесу двигались какие-то невидимые существа.

— Это гражданин Шовелен со своими людьми, — прошептал сержант.

— Да молчите же! Я хочу слушать! — последовал короткий приказ.

Снова все прислушались; солдаты боялись вздохнуть и зажимали морды лошадям, чтобы ничем не нарушить тишины.

— Да, это, должно быть, Шовелен, — произнес наконец Эрон неуверенным тоном, — но я думал, что он теперь уже в замке.

— Может быть, он ехал шагом из-за темноты, — вмешался сержант.

— Вперед! — сказал Эрон. — Чем скорее мы соединимся с ним, тем лучше.

Отряд снова двинулся в путь, и экипажи опять стали нырять из колеи в колею.

— Это де Батц со своими друзьями, — чуть слышно прошептала Маргарита.

— Де Батц? — повторил Арман, не понимавший, почему сестра назвала это имя, и с ужасом подумавший, что высказанное ею опасение уже оправдалось, и она стала терять рассудок.

— Нуда! — ответила она. — Перси через меня послал ему письмо, назначив здесь свидание. Не бойся, Арман, я еще не сошла с ума. Сэр Эндрю должен был отнести письмо барону в тот день, когда мы выехали из Парижа.

— Боже! — воскликнул Арман, инстинктивно прижимая к себе сестру, словно готовясь от кого-то ее защищать. — Значит, если на Шовелена напали… если…

— Ну да, — спокойно произнесла она, — если де Батц напал на Шовелена или раньше его добрался до замка и намерен защищать его, нас расстреляют… и нас, и Перси.

— Но разве дофин в замке д’Ор?

— Кажется, нет.

— Так зачем же Перси обратился за помощью к де Батцу?

— Не знаю, — беспомощно прошептала леди Блейкни. — Конечно, когда он писал то письмо, он не знал, что нас возьмут в заложники, и надеялся спастись под покровом темноты во время неожиданного нападения. Это ужасно!

— Послушай! — прервал ее Арман, крепче прижимая к себе.

— Стой! — послышался голос сержанта.

На этот раз невозможно было ошибиться: кто-то скакал во всю прыть, тяжело дыша. На минуту наступила тишина; даже дождь перестал, и ветер притих.

— Кто там? — спросил Эрон.

— Кто-то скачет в лесу справа, — ответил сержант.

— Справа? Со стороны замка? Значит, на Шовелена напали. Сержант, зовите людей к этой карете; вы отвечаете жизнью за арестантов, и…

Последние слова Эрона потонули в таком яростном потоке ругательств, что даже лошади шарахнулись прочь, стали брыкаться, подниматься на дыбы, и всадникам стоило большого труда их успокоить.

— Ну и ругается же гражданин! — произнес один из солдат. — Когда-нибудь у него лопнет глотка от таких ругательств.