Дэвид Геммел - Македонский Лев

— Посмотри сюда, друг мой, — произнес Филипп. — Пройдет время, и мы станем прахом, а земля останется такой же, все эти горы и леса, холмы и равнины.

— Все они твои. Всё, что ты сейчас видишь, принадлежит тебе.

— Нет. Это обман. Я — слуга, и не более. Но и этого достаточно, Никанор. Это — великая страна. Я чувствую это до мозга костей. И я не увижу её завоёванной — только не на моем веку.

Подойдя к скакуну, он взялся за луку седла и вскочил ему на спину. — Поехали! — приказал он.

Шесть дней неспешного пути привели их к подножию Мессапионской цепи гор, и они стали лагерем в окруженной деревьями лощине.

— Расскажи мне побольше о наместнике Элифионе, — приказал Филипп Атталу. — Я хочу быть завтра подготовленным.

Аттал расстелил свой плащ и прилег у костра. — Он толстый — очень толстый. Одевается всегда в голубое. У него есть три жены, но чаще он проводит время с юными рабами-мальчиками. Он пробыл наместником одиннадцать лет. У него есть дворец, превосходящий все дворцы Пеллы — даже твой. Он собирает в коллекцию статуи и другие предметы искусства — по большей части персидские.

Филипп хмыкнул. — Мои золотые запасы истощаются, а он собирает артефакты и строит дворец! Похоже, я начинаю понимать мерзавца. А что же сами прииски? Как там идут дела?

— Откуда мне знать, государь? Я еще ни одного не видел.

— Завтра увидишь, — заверил его Филипп.

— Какая заманчивая перспектива, — буркнул Аттал, и Филипп, рассмеявшись, ткнул его в плечо.

— Тебе что же, не интересно, откуда приходит наше золото?

— Нет, — подтвердил Аттал, — только то, что оно приходит.

— Как насчет тебя, Никанор? Хотел бы ты увидеть прииски?

— Если прикажешь, государь. Но на что там смотреть? Люди ковыряются в земле, как скот. Смрад и темнота. А чем глубже, тем выше опасность обрушения свода. Я хотел бы быть погребенным после смерти, а не до.

Филипп покачал головой. — Тогда я дам тебе лист, по которому ты разыщешь гошки с плодами из Кровсии. Антипатр пойдет со мной.

— Исключительная честь для него, — усмехнулся Аттал.

— Идти с царем — всегда почетно, — сказал Антипатр, скрывая собственный гнев, хотя его темные глаза так и смотрели на Аттала.

— Я тебе не нравлюсь, так? — спросил Аттал, поднявшись и взглянув на воина в ответ.

— Ты мне ни нравишься, ни не нравишься, Аттал. На самом деле, я редко думаю о тебе.

— Будь осторожнее, когда говоришь со мной! — предостерег Аттал. — Я могу стать очень опасным врагом.

— А ну тихо, оба! — гаркнул Филипп. — По-вашему, нам не хватает неприятностей? Вот освободим Македонию, тогда… возможно… я позволю вам бросить друг другу вызов. Возможно. Но знайте одно: если кто-то из вас вступит в бой с другим без моего ведома, то я казню победителя. Если не можете быть друзьями, к моему разочарованию, то постарайтесь хотя бы терпеть друг друга. Поняли меня?

— Я не желаю вражды, государь, — сказал Аттал.

— Я тоже, — добавил Антипатр.

Филипп улегся, закутанный в одеяла, положив голову на свой чепрак из львиной шкуры, и стал смотреть на звезды — такие далекие, такие отрешенные от всяческих проблем мира. Он закрыл глаза и погрузился в сон.

Он ходил по поросшей травами равнине в серебряном свете луны, как вдруг увидел женщину, сидящую под опадающим дубом. Он осмотрелся, удивленный тем, что он здесь один. Когда он подошел к ней и приветственно поклонился, она подняла голову и откинула темный капюшон своего плаща. Ее лицо было бледным и прекрасным, глаза — темными и вместе с тем источающими свет.

— Добро пожаловать, Великий Царь, — прошептала она. Он сел рядом.

— Я не великий, женщина. Но я царь.

— Ты станешь великим — так обещала Аида; боги установили так. Но тебе кое-что понадобится, Филипп. Талисман, который ты должен добыть.

— Где я найду его?

— Он сам найдет тебя. Смотри! — Она указала на холм, с которого стекал маленький ручей, искрясь в свете луны. Там сидела другая женщина. — Иди к ней — и познай удовольствия вселенной.

Филипп собирался было задать вопрос, как вдруг темная женщина исчезла. Он встал и пошел к ручью. Женщина, сидевшая там, была почти девочкой, со стройной фигурой, маленькими круглыми грудями. Ее волосы были рыжими как отсвет огня, глаза — зелены как изумруды. Когда он опустился рядом с ней на колени, она протянула руку и ухватила его за бороду, ее рука опустилась ему на грудь, затем ударила в живот. Вдруг он обнаружил, что обнажен, как и она, и страсть обуяла его. Он повалил ее на траву, целуя ее лицо и шею, рукой лаская ее потаенные губы. Он слышал биение собственного сердца.

— Люби меня! — шептала она. — Люби меня!

Он вошел в нее, и его блаженство оказалось настолько неимоверным, что он мгновенно испытал оргазм. Что еще невероятнее, он по-прежнему оставался возбужден, его страсть казалась неутолимой. Он чувствовал, как она дрожала под ним, стонала и кричала. Он скатывался с нее, но она не отпускала его, — поглаживая нежными пальцами, лаская мягкими губами. Наконец он застонал и перекатился на спину, и так лежал, обхватив ее руками.

— Кто ты? — спросил он ее. — Я должен знать. Ты нужна мне.

— Ты еще увидишь меня вновь, Филипп. От тебя я рожу ребенка, сына Царя.

— Где мне тебя найти?

— Еще не время. Я встречусь с тобой через два года на Острове Мистерий. Там мы сыграем свадьбу; там будет зачат твой сын.

— Твое имя, назови мне свое имя!

— Назови свое имя! — закричал он.

— Что такое, государь? — спросил Никанор, подойдя к походному лежаку царя. Филипп открыл глаза и увидел звезды, ярко мерцающие в ночном небе.

— Это был сон, — прошептал он. — Дар богов.

Не в состоянии заснуть, весь остаток ночи Филипп сидел, воскрешая в памяти сцены из своего видения. Через два года, сказала она, они вновь встретятся на острове Мистерий. Самофракия.

Он никогда там не был — и никогда не собирался там побывать. Но теперь, он знал, только смерть смогла бы отменить его решение.

С рассветом он разбудил остальных, и они поскакали в долину копей. Кровсия не была большим поселением — меньше тысячи человек жили здесь, и дворец Элифиона накрывал своей тенью весь город, красуясь белыми колоннами и элегантными статуями, его островерхая крыша была украшена барельефом, изображавшим рождение богини Афины из чела ее отца Зевса.

Двести всадников осадили коней перед этим зданием, и Филипп спешился. Из дворцовой пристройки вышел престарелый слуга, да так и встал с отвисшей челюстью, глядя на отряд перед дворцом.

— Ты! — воскликнул Филипп. — Забери моего коня. — Слуга подошел.

— Вас… ждут? — спросил он, глядя испуганными глазами.

— Надеюсь, что нет, — ответил Филипп, всучил слуге поводья и зашагал к широким двустворчатым воротам за колоннадой. Аттал, Никанор и Антипатр пошли за ним, и все четверо остановились в просторном коридоре внутри. Персидские ковры устилали пол, статуи выстроились вдоль стен, а потолок украшала великолепная мозаика, изображавшая сцену встречи троянского принца Париса с богинями Афродитой, Герой и Афиной.