Дэвид Геммел - Македонский Лев

Филипп был почти смущен столь изящным окружением. Он заметил, что его грязные башмаки запачкали ковер, и что его руки были немыты.

— Элифион! — позвал он, и его голос эхом зазвучал в мраморном коридоре. Из боковых дверей выбегали слуги с паникой в глазах. Один из них, стройный золотоволосый мальчик, подбежал к Антипатру и упал ему в ноги. Воин помог ему поднятся.

— Не убивай меня! — взмолился мальчик.

— Никто не собирается тебя убивать, — сказал Антипатр. — Разыщи своего господина. Скажи ему, что Царь здесь.

— Слушаюсь, господин, — мальчик стал двигаться к ступеням, но на полпути обернулся. — Прости, господин, но… какой Царь?

— Царь Македонии, — ответил Антипатр.

Один старик вышел вперед и поклонился Филиппу. — Господин, возможно, ты захочешь подождать в андроне. Я принесу тебе попить.

— Наконец-то, — проговорил Филипп, — слуга, который знает свои обязанности. — Царь и его сопровождающие прошли за стариком в длинную комнату справа. Там стояли покрытые шелком скамьи, а стены были расписаны сценами охоты: тут всадники травили белого оленя, там — Геракл убивал Немейского льва, дальше лучники вонзали стрелы в могучего медведя. — Боги, — произнес Филипп, — по сравнению с этим Пелла — жалкая хижина. Буду весьма удивлен, если узнаю, что все это было построено не на мое золото.

Слуга принес им вина из погребов Элифиона, сладкого и крепленого. Филипп возлег на скамью, пачкая грязными башмаками драгоценный шелк.

Его лицо было мрачным, и его телохранители не сказали ни слова, пока ждали наместника. Наконец Элифион явился. Аттал говорил, что он был толст, но это было слишком мягко сказано — огромные складки жира свисали у него под подбородком, его необъятное брюхо распирало голубые персидские одежды, которые он носил. Его темные волосы были коротко острижены и венчали голову, как маленькая, не подходящая по размеру шапка. Он попытался поклониться, но брюхо перебороло его.

— Добро пожаловать, владыка, — проговорил он. — Если бы я только знал о твоем визите, то подготовил бы подобающий прием. — Голос был глубок и услужлив, как и его большие карие глаза, что не ускользнуло от Филиппа.

— Я пришел осмотреть копи, — произнес Филипп.

— Но зачем, повелитель? Там мало что достойно взора благородного мужа. Лишь огромные разрытые ямы в земле да несколько зловонных туннелей. Я с удовольствием показал бы тебе здешние плавильни.

Голос Филиппа понизился, и опасный блеск появился в его глазах. — Ты покажешь мне то, что я захочу посмотреть, — медленно проговорил он. — Ты сделаешь это, Элифион, потому что ты — мой слуга. А теперь, веди меня к копям.

Царь встал.

— Да, государь, конечно, я только оденусь; я быстро.

— Аттал! — рыкнул Филипп.

— Да, государь?

— Если этот жирный дурак ослушается еще раз, вскрой ему брюхо от паха до горла.

— Да, государь, — ответил Аттал, с усмешкой глядя на побелевшего Элифиона.

— А теперь, господа, пожалуй, пора в копи, — сказал Царь.

— Сию минуту… государь, — пролепетал Элифион. Толстый наместник приказал запрягать его повозку, и вскоре экипаж уже стоял перед дворцом. Запряженный четырьмя черными жеребцами, он представлял собой огромную колесницу, но снабженную при этом широким сиденьем с подушками. Элифион уселся в сиденье, а его возница встал за ним, взяв поводья.

Несмотря на свою незаинтересованность в копях, Аттал и Никанор поехали за Филиппом, не желая пропустить визит Царя.

Они ехали почти час, пока не достигли местности, где земля была словно пробита огромной киркой. Далеко внизу они увидели копающих рабов, а другие выходили из туннелей в горе.

Всадники медленно остановились.

Никанор обвел взглядом группу рабочих. Мужчины и женщины работали здесь вместе, их скелетообразные тела были покрыты кровавыми рубцами, а вокруг них стояли стражники с короткими плетями. Женщина справа, которая несла корзину с камнями, оступилась и упала, ударившись головой о валун. Она не заплакала, но странно поднялась на колени и встала.

Филипп во главе отряда подъехал ко входу в ближайший туннель и спешился.

Элифион с трудом выбрался из повозки. — Как ты приказывал, государь. Вот это и есть копи.

— Веди меня внутрь.

— Внутрь?

— Ты оглох?

Элифион медленно подошел к зияющему входу в подземелье, пытаясь заставить глаза привыкнуть к темноте. На стенах висели светильники, но туннель был полон клубящейся пыли. Слуга Элифиона, тот самый, что провел Филиппа в андрон, полил водой на льняную тряпицу и подал ее господину. Элифион прижал ее к лицу и вошел в подземелье. Коридор становился всё ниже, а воздух — всё тяжелее и плотнее. Далеко впереди слышались удары металлических орудий, вгрызавшихся в породу.

Душ из пыли и крошева поливал доспех Аттала, и воин то и дело нервно поглядывал на деревянные подпорки, поддерживавшие потолок. Одна из них пробила трещину, из которой сыпалась земля.

Они продолжали идти дальше.

Они подошли к телу молодой женщины, втиснутому в нишу в стене туннеля. Грязь залепила ей глаза и заполнила открытый рот. Потолок туннеля здесь был еще ниже, и они пошли дальше пригнув головы. Однако потолок становился всё ниже и ниже.

Элифион остановился. — Не знаю, что ты хочешь здесь увидеть, государь, — пробормотал он.

— Пошевеливайся! — велел Филипп. Элифион опустился на колени и пополз дальше. Филипп обернулся к остальным. — Ждите здесь, — сказал он и последовал за наместником.

Никанор повернулся к Атталу. — Как думаешь, может, нам отойти немного назад, туда, где потолок чуть повыше? Филипп не будет против, так?

Ручейки пота проложили бороздки на грязном лице Аттала. Чувствовалось, что ему не по себе и даже страшно, но он стоял на месте и смотрел на Антипатра. — Что ты думаешь? — спросил он.

— Я… э-э… не думаю, что Царь станет возражать, — ответил Антипатр. Втроем они отступили в более широкое горло туннеля, остановившись там, откуда был виден отблеск солнечного света вдалеке. Там они и стали ждать. Никанор не смог удержаться и посмотрел на мертвую женщину.

— Почему они ее не схоронили? — спросил он.

— Ты видел рабов, — сказал Антипатр. — Им едва хватает сил, чтобы на ногах стоять.

— Это как долина проклятых, — прошептал Антипатр. Со стороны входа в туннель послышались шаги, и трое мужчин посторонились, когда вереница рабов с пустыми плетеными корзинами прошла мимо, направившись в мрачную глубину шахты.

— Я иду назад, на солнце, — заявил Никанор. — Не могу здесь больше.

— Царь сказал ждать здесь, — напомнил ему Аттал. — Мне это нравится не больше твоего. Но мы должны быть терпеливы.

— Я сойду с ума, если не выберусь отсюда, — ответил Никанор срывающимся голосом.