Анна Барт - Месть из прошлого

Долго еще толковали бояре, но не шумно, примиренчески. Ушли уже в сумерках сырого февральского вечера, подкравшегося незаметно, перед всенощной. Сын Михаил тоже тихонько вышел, поцеловав прежде руку отцу и матери.

Остались в быстро темнеющей трапезной Филарет, Марфа да Борис Морозов. Молодой боярин смело смотрел прямо в лицо Филарета, насупленный, огромный, гневный, как разбуженный медведь-шатун. Вот возись теперь с ним.

– Негоже это – воевать против одинокой вдовицы, – сказал он упрямо, не спуская глаз с Филарета.

– Да не война это против одинокой вдовицы, – застонал в голос Филарет, не в силах больше сдерживать раздражение против боярина.

«Не одинокая вдовица, а матерая волчица, вот, кто она. Сколько намутила за шесть лет – за век не расхлебаешь. Зубами вцепилась в трон московский, намертво, не хочет обратно в затрапезный Самбор возвращаться. Срам один, а не царица. Вот наследие Димитрий оставил, тьфу ты…»

– За Мариной сильная католическая церковь стоит, – с гневом молвил Филарет. – Скажи, Борис Иванович, зачем нам католики сдались? Смута в стране и раскол в церкви – дальше что будет? Неправда царит всюду. Бери нас голыми руками – та же Польша с Литвой. Армии нет. Шведы в Новгороде заседают. Ляхи Смоленскую землю и все Черниговские забрали в вечное пользование. Народ голодает. Денег в казне нет. Что Дмитрий твой обещал народу? «Бог свидетель, никто не будет в моем царствии нищ или беден. Последнюю сорочку разделю со всеми». А на деле что получилось? А Марина – что смыслит в политике? Только наряжаться в срамные одежонки может…

– На каком языке говорить будем? Никак на польском, боярин? – ласково вмешалась Марфа.

Взяла за руку Морозова, тот засопел, но руки не выдернул – дал себя усадить на лавку. Марфа рядом присела, стоял один Филарет.

– Маринкин-то сын по-польски болтает с матерью. Русский плохо знал, пока не отобрали дите в семью дядьев. Да и Дмитрий Иванович на польский все сбивался. Не помнишь такого?

Упрямо молчал Морозов. Набычившись, склонив лобастую кудрявую голову вниз, всем видом своим говорил: «Не согласен!»

Филарет стал закипать, сжал тонко губы, дернул ртом, собираясь что-то сказать, но Марфа предупредила злые слова, готовые сорваться с языка бывшего мужа:

– Ты иди, владыко, по делам своим, а я с боярином еще потолкую.

Хоть и нежным голоском просила Марфа, ласково так, но глаза ледяные приказывали Филарету убраться из залы, да побыстрее и, в который раз подчиняясь железной воле Ксении, от которой мутилось в голове, вышел патриарх из трапезной.

Вступил на московский престол скромный отрок Михаил Романов весной 1613 года с согласия церкви и всех верховных бояр.

Сразу же патриарх Филарет занялся упорядочением внутренних дел и борьбой с извечными врагами – Польшей и Швецией.

Послы русские из Польши жаловались Филарету, что плохо их ляхи принимают, бесчестят молодого государя. Титул московского царя в государственных бумагах пишут не как царя «всея Руси», а «своей Руси», показывая тем самым, что Михаил Федорович не владыка всей Русской земли, а только ставленник боярский в Московии.

Разрозненные отряды польских наемников бесчинствовали везде, разоряя русские деревни и убивая мирных жителей. Шайка Лисовского и атамана Баловня терроризировала население. А при таком раскладе с кого подати взимать? Как пустую казну пополнять? Против разбойников выслали царское войско с жестким приказом – никого из пойманных басурман не миловать, казнить немедленно.

Вторым важным делом стала борьба с фальшивомонетчиками, коих развелось немерено. Их ждала жестокая казнь – горло заливали расплавленным оловом прилюдно, чтобы больше никому повадно не было.

В Москве возобновить типографию надобно, чтоб книги печатать богослужебные, школы для детишек церковные открывать. Дел разных, важных, неотложных – невпроворот. Ничего, справимся.

Патриарх похудел, глаза ввалились, но радостно ему было чувствовать крепко натянутые вожжи власти.

Единственная капля дегтя портила радость Филарету – его бывшая жена, инокиня Марфа. Думал Филарет, что будет она тихонечко сидеть в своем Новодевичьем монастыре, а та в Кремлевских палатах обосновалась. Михаил к ней каждый день заходить обязан, об делах толковать. Во все вмешивается, Филарету перечит, не прилюдно, наедине, но ведь перечит!

Весна отцвела сиренью, лето знойное пролетело, сырая осень дождями протащилась, зима снегами Москву завалила, а Марфе все неймется. Из Кремля выезжать не собирается. Теперь у нее собственный двор образовался – Вознесенский монастырь под ее опекой, а бояре Суворцев да Морозов из покоев инокини и вовсе не вылезают.

Церковные дела часто отзывали Филарета из престольной. Каждый раз, уезжая надолго, в волнение приходил. Только оставь сына ненадолго, под чье влияние попадет? Не было у Филарета таких же надежных глаз и ушей при дворе, как у Марфы. Ну, Суворцев, понятно, всю жизнь Ксению любил, а вот как молодого Морозова на свою сторону перетянуть бывшей жене удалось? Служил теперь Морозов ей верой и правдой.

Что касается государя, все знают, как привязан к Марфе сын. Из материнской воли не выходит, а как же отцовская власть? Она же – церковная?

Видел Филарет, как бояре заискивают перед Марфой. Суворцеву и Морозову в ноги кланяются, бородами пол метут, а патриарха Филарета – по боку? Пусть он надрывается, делами государственными занимаясь до полуночи, до первых петухов, вся награда Марфе достается, матери-инокине, некоронованной царице. А разве пристало инокине в Кремлевских палатах проживать?

Так думал Филарет, все больше и больше раздражаясь от тайных мыслей. Гнев его только усилился при виде благообразного молоденького инока, почтительно вошедшего в дверь залы.

– Инокиня Марфа смиренно просит ваше преосвященство пожаловать к ней незамедлительно, – низко склонился перед Филаретом красивый инок.

Пришлось Филарету последовать за ним в покои бывшей жены, кипя от гнева. Ишь ты, незамедлительно!

Благолепная тишина зимнего вечера стояла на половине Марфы. Инок довел Филарета до низкой двери и опять поклонился в пояс. Филарет небрежно благословил его и в маленькую светелку протиснулся боком.

Как только дверь захлопнулась за патриархом, инок быстро отодвинул висящий ковер на стене и жадно прильнул ухом к маленькой дырочке в стене.

– Зачем звала? – услышал он резкий голос Филарета.

– А ты присаживайся, батюшка, оттрапезничай со мной, – тихо, не вставая и не подходя под благословение, ответствовала Марфа.

– Некогда мне. Звала зачем?

Не отвечая, Марфа спокойно сидела за столом, уставленным изысканными яствами. Марфа понимала толк в кушаньях, собирала лучшие монастырские и светские рецепты и умела отлично готовить. Не спеша налила в серебряные кубки душистого вина, протянула один Филарету, а от другого пригубила чуток сама.