Владислав Глушков - Золото Империи

— И кто же это такой спрытный у нас? — Поинтересовались казаки.

— Ваш командир, есаул Вахрушев, Николай Александрович. Он человек не женатый, а я дал слово Прохору Лукичу, что ни один из нас, у кого осталась в том мире семья не позволит себе ухаживать за деревенскими девушками. Поэтому шанс найти отклик в сердцах местных красавиц есть далеко не у многих из вас. Насколько мне известно, только единицы подходят под эту характеристику, но кроме Вашего желания нужно ещё согласие девушек, а его добиться не так уж легко.

В деревню новоявленные монахи пришли поздно вечером и в обычной, для здешних мест одежде, в той, что люди собрали для них, на ночное Богослужение явились тоже в ней. Но вот уже на церемонию сватовства нарядились, как положено.

Казачья полусотня во главе с офицерами шла по деревне в конном строю. Тщательно выстиранные и вычищенные мундиры, у многих на груди красовались Георгиевские кресты, знаки былой доблести. Начищенные пуговицы и пряжки ремней сияли на солнце, в голенищах старых, видавших виды сапог, но тщательнейшим образом отремонтированных и вычищенных до блеска отражалась молоденькая пробивающаяся из земли трава. Солнце играло в сияющей сбруе коней, из-под лихо заломленных фуражек выбивались подкрученные чубы.

Казачья полусотня шла по деревне в конном строю, играл гармонист, и лихая казацкая песня разливалась по округе, отражалась от стены деревьев, подступавшей к самой деревне тайги, и неслась дальше, вдоль реки вверх и вниз по течению.

Полковник Гуревич красовался впереди, ни кто из отряда не знал, да и не понимал, каким образом он умудрился сохранить и донести сюда, сквозь бои, наступления и отступления парадный мундир лейб-гвардии гусарского полка, в коем имел честь служить всю Германскую, но сегодня он был одет именно в него. Великолепный белый султан на кивере подрагивал в такт движения коня, солнце играло в золотых шнурах, отражалось на погонах. Золотая Георгиевская сабля, украшенная лентой, красовалась на боку полковника, и казалось, что сам он как то помолодел, преобразился, как будто и не было этих лет гражданской войны, этого поиска разрозненных армий, отступления, потери товарищей, казни Колчака и гибели Каппеля. Этого похода сквозь тайгу метель и зиму. Вот только вчера закончились полевые манёвры, а сегодня полк в полном составе возвращался на зимние квартиры к привычным делам, балам, устраиваемым провинциальными помещиками в честь приезда гусар.

Вся деревня собралась поглядеть на диво. Не заходили раньше в их края военные, и конечно всем было интересно, а тем более, никогда ещё сторонние не приезжали свататься к ним. Как они дело поставят, согласится ли батюшка отдавать свою дочь за неизвестного никому человека? Вопросов было много, но и ответ на них был один. А куда ему деваться, все прекрасно понимали, что женихов в деревне не так уж и много, а род продолжать надобно.

Полусотня с песнями подъехала к дому деревенского старосты.

— Стоой! — прозвучала команда.

Вмиг умолкла гармонь и песня. Кони встали как вкопанные. Полковник Гуревич лихо спрыгнул на землю и широким шагом вошёл в открытые ворота. По бокам от него выстроились ротмистр Лошицкий и поручик Зимин, ближайшие друзья Вахрушева. Сам жених остался немного позади.

Навстречу гостям вышел отец невесты.

— Что добрых людей привело ко мне в дом?

— Здравствуй хозяин, — обратился к старосте полковник. — Понимаешь, какое дело, пришли мы не по своей воле, сказывают люди, что есть товар у тебя в доме, а у нас есть купец. Вот и пришли мы посоветоваться с тобой.

— Об чём совет то держать будем?

— Да говорят девица у тебя на выданье, красавица писаная, а у нас парень есть, тоже весь хорош собой.

— Девица-то есть, да вот проблема, хрома она на одну ногу, да крива на один глаз, а так красавица.

— Это не страшно. Чай жениха то увидит?

— Увидеть то увидит, да вот услышит ли? Глуховата она с детства.

— Глуховата, это не глуха, громко крикнет то и услышит.

— Это конечно, это да, но вот только ещё и слеповата она.

— Зато наш молодец и зряч и слухом не обижен, покажи нам товар, может и глянется она ему.

— Почём не показать? Конечно, покажу, Марфа, ну-ка веди сюда дочь нашу.

— Да как же я её выведу, коль она и ходить-то не может, сам ведь сказал хрома, — ответила жена.

— Вот видишь, добрый человек, не можем мы её показать.

— Тогда может, в дом пригласишь, мы сами посмотрим?

— Отчего не пригласить, проходите, гости дорогие, только вот не споткнитесь, пороги у меня высокие, да голову не ударьте, притолок низковато.

Полковник с послами и женихом прошли в дом, а остальные казаки остались на дворе. Спешились и разбрелись, беседуя с деревенскими, обсуждая, правильно ли повели себя обе стороны.

Переговоры в доме длились не долго. В принципе всё было обговорено заранее и сегодня только назначили день свадьбы на осень, как соберётся урожай, сложится в закрома, а на землю ляжет первый снежок, так решили и свадьбу сыграть. Жить дальше молодым, решено было в деревне, благо пустых домов стояло вдосталь. Да и негоже семейному человеку в монашеском ските проживать. Там свои дела и заботы, а у него теперь свои, детишек растить, да семью содержать.

Закончилось всё большим пиром, на который собралась вся деревня, столы были накрыта во дворах отведённых гостям на постой. И долго за полночь разносились вдоль реки песни местные да принесённые казаками из дальних краёв.

Охотничий домик был построен основательно, но подходы к нему заметены снегом и для того, что бы открыть двери пришлось основательно поработать лопатами. Такое положение дел успокаивало, и говорило о том, что люди здесь давно не появлялись.

Дров в поленнице запасено достаточно и уже очень скоро в печи весело горел огонь, домик оттаивал, жадно впитывая в себя тепло печи. Умели таёжные люди строить. На первый взгляд, казалось ни за что его не прогреть, а нет, глядишь, через полчаса уже и раздеться можно было, а через час так и вообще пришлось немного притушить огонь.

Быстро приготовив ужин, люди поели, покормили собаку и приготовились отдыхать. Аристархова лайка, как ни приглашала её Вероника, наотрез отказалась ночевать в доме. Поев, она уютно устроилась под одной из машин.

— Не беспокойтесь, барышня, — успокаивал Вероника Аристарх, — посмотрите какая у неё шуба. Она на морозе не пропадёт, да и нам спокойнее будет. Опять же ежели кто чужой заявится, она даст знать. Найда у меня собака справная зверя за версту учует и даст знать, а уж человека так и подавно.

— Ты только скажи ей, что бы караул наш не съела за ночь, — попросил Аристарха Алексей, — вдруг кто заснёт, а она его за свиной окорок примет.