Пол Андерсон - Королева викингов

Так что пусть они тешатся королевским титулом. На самом деле они были, самое большее, ярлами, а в дальнейшем станут еще меньше. Харальд Синезубый обещал отдать Харальду Гренске во владение Вестфольд, Вингульмёрк, Гренланд и Агдир вплоть до самой южной оконечности Норвегии — то есть области графства в голове Осло-фьорда и вдоль западного берега Скагеррака. К этому добавлялись те же самые права и обязанности, которые Харальд Прекрасноволосый дал своим сыновьям, когда поставил их королями при своей верховной власти.

Узнав об этом, в Данию начали собираться и другие норвежские вожди, которых Эйриксоны вытеснили из их владений. Они образовали боевой союз с Харальдом Гренской. Король данов приказал собрать великое ополчение из семи сотен воинов и двадцати кораблей.

Верховным предводителем всего войска он поставил своего доброго мудрого друга ярла Хокона. Кто лучше, чем он, смог бы использовать эту силу? Кто еще был способен взбунтовать против королей и сплотить вокруг себя наибольшее количество норвежских влиятельных домов?

Помимо Траандхейма, король данов передал под власть Хокона Рогаланд и Хордаланд, Согн и Сигнафюльки, оба Моерра и Раумсдальр. Это составляло всю западную часть Норвегии. Ярл имел теперь те же самые права и обязанности, как в свое время сыновья Харальда Прекрасноволосого. Правда, ни Гренска, ни Сигурдарсон не должны были претендовать на ту власть, которую обрел Эйрик Кровавая Секира, когда его отец достиг старости.

Взамен Хокон должен был оказывать Дании помощь, когда она могла потребоваться. Правда, пока сохранялась угроза со стороны Эйриксонов, он освобождался от этого обязательства, а также получал отсрочку по выплате дани.

В этом плане все предусмотрено, думал король Дании. Норвежцы воспримут Харальда Гренску как своего законного короля и восстанут, если их призовут его именем, хотя, по правде говоря, он будет иметь в своем владении лишь немного больше, чем часть Викина. Реальным правителем будет Хокон. Все же, не будучи прямым наследником Харальда Прекрасноволосого по копью, [40] По копью (а также «по мечу») — т. е. по мужской линии. Наследование по женской линии часто называлось наследованием по прялке, по кудели и т. п. он никогда не сможет подняться выше положения ярла, потому будет вынужден оставаться человеком Харальда Синезубого.

Флот вышел в море.

Яростный ветер сек дождем крышу дома. Стены лишь приглушали его грохот и свист. Хотя был полдень, в доме Гуннхильд горели, разгоняя темноту, лампы и свечи. Пламя очага безуспешно боролось с холодом. Едкий дым носился по комнате голубовато-серыми клубами.

Служанки принесли пиво и мед и быстро покинули комнату. Королева сидела в кресле, прямо держа спину и расправив плечи (хотя ее телу так хотелось заползти в постель), и пристально смотрела на сидевших напротив сыновей. С плащей и шляп, в которых те совершили короткую прогулку до ее дома, обильно капала вода. Рядом с ними были прислонены вложенные в ножны мечи. Несколько стражников ждали снаружи; эти люди никогда не станут говорить вслух ничего такого, что могло бы показаться слабостью, но, определенно, они были несчастны.

— Вы знаете, почему я попросила вас прийти сюда, — утвердительно произнесла Гуннхильд.

Гудрёд кивнул. Пламя вспыхнуло ярче, и на его бороде заблестели капли воды.

— Чтобы мы могли поговорить между собой, как мы это часто делали.

Но тогда их было больше, думала она. А теперь и Харальд тоже умер; самый лучший и самый любимый из всех. После того как новость о случившемся достигла королевы, она ушла одна ночью, никем не видимая, куда-то далеко, где смогла громко выплакать свой гнев и печаль луне. Но она не могла позволить горю высосать те силы, которые у нее еще оставались. В кромешно мрачные дни и в ночи, населенные призраками, ей все же удалось обуздать свое горе. Но она знала, что призраки не покинут ее, доколе она жива.

— И сказать друг другу откровенно то, что мы не осмеливаемся произносить вслух перед нашими людьми, — добавила она.

Рагнфрёд вскинул ярко-рыжую голову, словно жеребец, на которого накинули уздечку.

— Не осмеливаемся?

— Ты понимаешь, что имеет в виду наша мать, — сказал ему Гудрёд. — По крайней мере, должен понимать.

Рагнфрёд пронзил брата негодующим взглядом. Рука потянулась к висевшему на поясе ножу. Взгляд Гудрёда был полон такого же бешенства. Они были измучены длительными поездками, и обоим могла окончательно изменить выдержка.

Гуннхильд поспешила вмешаться:

— Было бы крайне неблагоразумно обсуждать разные возможности, спорить и тем более переругиваться, когда нас могут услышать люди. Особенно когда они так встревожены и не знают, чего ждать от будущего. А вот после того, как мы примем окончательное решение, тогда, конечно, вы должны будете сказать им, как мы собираемся поступить, и отдать приказание.

— И какое же оно будет? — резко спросил Рагнфрёд.

— Чтобы те из них, кто еще верен нам, последовали за нами на Оркнеи.

Как мало, как мало таких осталось. Ее сыновья побывали повсюду, куда смогли добраться за остававшееся у них короткое время, рассылали военные стрелы, призывали людей взять оружие, обрушиться на захватчиков, отомстить за короля Харальда Серую Шкуру. Ничего не вышло. Как раз напротив: они узнали, что народ по всему югу поспешил приветствовать Харальда Гренску и присоединиться к его войску, что север поднялся, услышав о возвращении ярла Хокона, что в Упланде и огромном Дале начались волнения. В Хардангер-фьорде стояло лишь несколько десятков кораблей. Моряки из их команд теснились вместе с дружинниками в длинном доме и надворных постройках и питались отнюдь не обильно.

— Что еще нам остается делать? — закончила Гуннхильд.

— Стоять до конца! — прорычал Рагнфрёд. — Биться!

— И пасть, — вздохнул Гудрёд. — Нет.

— Ради чего? — подхватила Гуннхильд. — Лучше будет дождаться нашего времени на Оркнеях.

Рагнфрёд открыл было рот, но тут же захлопнул его.

— Снова? — спросил он, переведя дух.

— Так поступал твой отец, — с подчеркнутой суровостью сказала королева, — и никто ни разу не назвал его трусом. Он никогда не сдавался. И мы не сдадимся. А вот погибнуть здесь и при таких обстоятельствах как раз и означало бы сдаться.

Зато насколько это было бы легче, шептала непрошеная, незаконная мысль. Избавиться от тяжести и боли в костях, лечь и покончить со всем раз навсегда.

Нет!

Рагнфрёд нахмурился.

— Но…

— Мы соберем новые силы, — сказала Гуннхильд. — Мы вернемся домой и вновь возьмем королевство себе.

Она, казалось, слышала, что его сердце забилось бодрее.

— На будущий год!

— Вряд ли так скоро, — возразил Гудрёд.