Жорж Санд - Прекрасные господа из Буа-Доре

Когда все было налажено, Адамас, изнуренный усталостью и волнением, бросился на стоявший в кухне стул, чтобы хотя бы пять минут отдышаться и прийти в себя.

У него было очень тяжело на сердце, и он ни с кем не решался поделиться своим горем. Он один знал, что Марио вовсе не должен был сопровождать своего отца в Брильбо, и что, если Марио еще не схвачен, он мог с минуты на минуту приехать и попасть в руки врага.

Ни Лориана, ни Мерседес не разделяли его тревоги; чтобы они не беспокоились, маркиз скрыл от них свои планы. По его словам, речь шла всего лишь об облаве, для которой он уводил всех своих людей. Они, конечно, предчувствовали нечто более серьезное по его озабоченному виду и переговорам, которые он вел целый день со своими друзьями и слугами; но они слишком хорошо знали его отцовскую любовь для того, чтобы опасаться, что он подвергнет Марио какой-либо опасности, и обе полагали, что он проведет ночь в замке д'Арса или в замке Кудре.

Адамас был в полной растерянности, он спрашивал себя, не должен ли он заставить всех своих людей трудиться, чтобы закончить расчистку потайного хода и пройти по нему навстречу Марио, и послать кого-нибудь, чтобы предупредить маркиза, одновременно помогая бежать женщинам. Но он слишком хорошо измерил расстояние, чтобы не знать: там еще на много часов работы, и на время этих работ замок, оставшись без охраны, может быть захвачен. Что тогда станет с ними, запертыми в этом подземелье, так как наверняка вход не ускользнет от внимания грабителей.

Его беспокойные размышления прервал приблизившийся к нему на цыпочках Клиндор.

— Что ты здесь делаешь, негодный паж? — с раздражением сказал ему Адамас.

И, забыв о том, что сам отдыхал, прибавил:

— Разве эта ночь подходит для отдыха?

— Нет! Я это знаю, — ответил паж. — Но я ищу…

— Кого? Говори скорее!

— Каретника! Вы не видели его?

— Аристандра? А ты видел его, что ты его разыскиваешь? Отвечай же!

— Я не видел его в замке; но так же верно, как то, что вы здесь, я видел его на постоянном мосту, пока там дрались.

— Погибель моя! Его вовсе здесь нет, я за это ручаюсь! Но Марио! Он должен был привести его домой! Ты видел Марио?

— Нет; я подумал о нем, я искал глазами; Марио там не было.

— Тогда слава Богу! Если бы Марио был с ним, ты не увидел бы одного без другого. Он ни на шаг бы не отошел от него. Он бы не бросился в бой! Несомненно, господин оставил при себе малыша и послал каретника, чтобы сообщить об этом. Но этот бедняга!.. Ты говоришь, он дрался?

— Как тридцать чертей!

— Я в этом уверен! А потом?

— Потом, потом… решетка упала, и я побежал закрывать ворота.

— Черт возьми! она могла упасть на… Скорее, бери этот факел, идем!

— Нет, нет. Я видел раздавленных людей. Его там не было.

— Ты плохо посмотрел, ты боялся!

— Боялся, я? Ну, нет!

— Все равно, идем, говорю тебе!

И Адамас поспешил вновь открыть ворота и с трепетом взглянуть на трупы, расплющенные железными зубьями. Они к тому же были так истерзаны, что это душераздирающее зрелище заставило пажа выронить из рук факел.

Адамас с бранью поднял факел и в его неярком свете он увидел стоящего позади него Аристандра.

— Ах, друг мой! — воскликнул он, бросаясь к нему на шею. — Марио? Где Марио?

— Спасен! — ответил возница. — И я тоже, не без труда! Скорее, стакан можжевеловой настойки или виноградной водки! У меня зубы стучат, а я не хочу умирать, черт возьми! Я еще могу здесь пригодиться!

— На кого ты похож, бедный мой друг! — сказал Адамас, быстро приведя его в кухню, где Клиндор налил ему вина. — Откуда ты вылез?

— Из пруда, черт возьми, — ответил покрытый тиной каретник. — А как еще я мог войти? Уже четверть часа я топчусь в грязи, и за мои ноги цепляется трава.

И, сорвав свою превратившуюся в лохмотья одежду, он голым устроился у огня, сказав:

— Посмотри, Адамас, не слишком ли много крови я теряю, и останови мне ее, старина, потому что я чувствую слабость!

Адамас осмотрел его; у него было около десяти ран и столько же ушибов.

— Силы небесные! — воскликнул Адамас. — Я не вижу ни одного целого места на твоем несчастном трупе!

— Сам ты труп! — воскликнул каретник, опрокидывая новый стакан. — Ты думаешь, я привидение? Конечно, я возвращаюсь издалека; но мне уже лучше: у меня шкура толстая, как у моих лошадей, благодарение Господу! Не дай мне истечь кровью, вот все, о чем я тебя прошу. Это никуда не годится, чтобы человек терял кровь своего тела.

Адамас с удивительной ловкостью вымыл и перевязал его.

В самом деле, благодаря толщине своей кожи и исполинской силе мускулов у раненого не было ничего особенно серьезного.

— А Марио? — спрашивал Адамас, одевая его в сухие вещи, за которыми сбегал Клиндор. — Значит, малыш был в опасности?

Аристандр рассказал обо всем до той минуты, как он поднял кол решетки.

— Малыш прошел, — прибавил он, — несмотря на негодяев, которые стреляли в него, но они его не задели. В эту минуту я держал за глотку мерзавца Санчо. Я мог бы задушить его, но отпустил, чтобы побежать на мушараби, и я увидел Марио, который несся, словно ветер; и тогда я наткнулся на двух других мерзавцев. У меня было только долото, но все-таки я здорово их отделал! Санчо снова бросился на меня со своей сломанной рапирой и, думаю, хотел рукояткой обломать мне рога, поскольку бил меня ею по голове и по лицу, когда не попадал в живот. Ах, бешеный старик, как он больно дерется! К тому же я уже был ранен и лишился части сил! Но это все же немного согрело меня, потому что я уже пересек пруд, чтобы встретиться в саду с моим миленьким Марио, и дрожал от холода. Все равно я не смог справиться с этим старым чертом, вот и все, что меня огорчило. Когда я услышал, что другие идут к нему на помощь, я соскользнул по рабочей лестнице и, поскольку он не так легок на ногу, как тяжел на руку, я смог добраться до сада, и он не узнал, где я прошел. После чего, право же, мне больше ничего не оставалось делать, как вернуться сюда через пруд, и вот я здесь.

— Аристандр! — воскликнул Адамас, который, в противоположность многим людям, искренне восхищался подвигами, на какие чувствовал себя неспособным. — Ты так же велик, как самые великие герои господина д'Юрфе! И, если господин мне поверит, он велит изобразить тебя на гобелене в своем салоне, чтобы увековечить память о твоей храбрости и твоем добром сердце.

— Если все дело в том, чтобы быть рослым, — ответил простодушный каретник, — могу сказать, что ростом я вышел. Но мне это безразлично, пойду взгляну на моих лошадок; после чего мы приготовимся к небольшой вылазке, чтобы освободить задний двор от этого сброда. Что ты об этом думаешь, старина?

Мудрый Адамас не вполне соглашался с этим мнением.