Джеймс Купер - Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны

— Новая крыша вашей хижины будет еще лучше прежней, добрый мой спаситель. Срок вашего заключения быстро подойдет к концу, и я позабочусь о том, чтобы вам выстроили новый дом, где вы сможете мирно прожить до конца вашей жизни в покое и довольстве.

— Дом... покой и довольство...— медленно повторил Натти.— Намерения твои благородны, и мне горько, что им не суждено сбыться. Он видел, как меня выставили на посмешище... посадили в колодки...

— Да ну их ко всем чертям, твои колодки!— завопил Бенджамен, размахивая бутылкой, к которой он то и дело прикладывался; свободной рукой он возмущенно жестикулировал.— Кому какое до этого дело? Если моя нога целый час торчала вверх, как утлегарь, ну и что из того, я вас спрашиваю, что из того?

— Мистер Помпа, мне кажется, вы забываете, в чьем присутствии вы находитесь,— проговорила Элизабет.

— Забыть про вас, мисс Лиззи?— ответил стюард.— Да будь я проклят, коли я когда про вас забуду! Вы ведь не то что эта старая ханжа Петтибон. Ты знаешь, стрелок, может, у этой Добродетели нутро и добродетельное, но снаружи она мне что-то не по вкусу. Кожа у нее на костях болтается вроде как одежка с чужого плеча, а на лице словно новый парус: где туго натянут, а где провис...

— Перестаньте, Бенджамен, я приказываю вам замолчать! — остановила его Элизабет.

— Есть, мэм!— отрапортовал стюард.— А насчет того, чтобы не пить, от вас приказа не было.

Мисс Темпл вновь обратилась к охотнику.

— Не будем говорить о том, что станется с другими,— сказала она.— Надо подумать о вашей судьбе, Натти. Я постараюсь сделать так, чтобы вы до конца ваших дней жили легко, без забот и в достатке.

— Без забот и в достатке...— снова повторил Кожаный Чулок.— Разве может быть легкой и беззаботной жизнь старого человека, который иной раз отшагает целую милю по голым равнинам, прежде чем доберется до тени и укроется от палящего солнца? И какой может быть достаток у охотника в здешних лесах, где за целый день охоты не удается поднять оленя и где не встретишь пушного зверя крупнее норки или случайно забредшей сюда лисицы? Да, немало придется мне потрудиться, чтобы заработать на уплату штрафа. За бобрами надо будет идти в сторону Пенсильвании, может, миль за сто отсюда, здесь их не сыщешь. Ваши вырубки и пашни прогнали всех разумных тварей; теперь вместо плотин бобров, как то было спокон века, всюду ваши запруды,— вы обратили вспять реки, как будто человеку позволительно сворачивать с пути воды, направленные богом... Бенни, если ты не перестанешь то и дело подносить бутылку ко рту, ты не сможешь двинуться с места, когда придет время.

— Скажешь тоже! За Бена не тревожьтесь. Когда придет время вахты, поставьте меня на ноги, укажите курс и дистанцию, и я помчусь на всех парусах не хуже любого из вас.

— Время пришло,— сказал охотник, прислушавшись.— Я слышу, как трутся о стену рога быков.

— Ну что ж, слово за тобой, давай сниматься с якоря.

— Ты нас не выдашь? — спросил Натти, доверчиво глядя в лицо Элизабет.— Ты не выдашь старика, который ждет не дождется, как бы поскорее вдохнуть в себя чистый, свободный воздух? Я не делаю ничего дурного. Раз закон говорит, что я должен уплатить сто долларов,— что ж, я поохочусь до осени и внесу деньги. А этот добрый человек поможет мне.

— Ты только знай лови своих бобров,— проговорил Бенджамен, широко разводя руками,— и, если им удастся удрать от нас, можешь тогда бранить меня последними словами.

— Что все это значит? — воскликнула мисс Темпл в изумлении.— Ведь вы должны пробыть здесь тридцать дней. А деньги в уплату штрафа у меня вот в этом бумажнике. Возьмите деньги, внесите их завтра же утром и запаситесь терпением на месяц. Мы с моей подругой Луизой будем часто навещать вас, мы сами, своими руками, сошьем вам новую одежду. Ну право же, вам будет совсем не так уж плохо!

— Неужто это правда, детки? — сказал Натти, пройдя через всю камеру и ласково взяв Элизабет за руку.— Неужто вы и впрямь собираетесь так заботиться о старике, и только за то, что он без всякого труда убил дикую кошку? Я вижу, ты не забываешь про оказанные тебе услуги, а я не думаю, чтоб это было у вас в крови. Твои нежные пальчики не справятся с оленьей кожей, и вряд ли тебе приходилось шить сухожилиями вместо ниток. Но, если кое-кто другой не будет глух, он услышит и узнает обо всем и пусть, как и я, увидит, что есть люди, которые умеют помнить добро.

— Не рассказывайте ему ничего,— с жаром проговорила Элизабет.— Если вы любите меня, если вы с уважением относитесь к моим чувствам, не рассказывайте ему ничего. Я хочу говорить только о вас, и все, что я делаю,— это тоже только для вас. Поверьте, я очень скорблю, оттого что закон требует, чтобы вас держали здесь так долго. Но ведь, в конце концов, это всего один короткий месяц, а потом...

— Месяц? — воскликнул Натти, смеясь своим беззвучным смехом.— Ни одного дня, ни одной ночи, ни одного часа не останусь я здесь! Судья Темпл может выносить свои приговоры, но, для того чтобы задержать меня, ему понадобится тюрьма покрепче. Я однажды попал в плен к французам. Посадили нас шестьдесят два человека в один блокгауз, поблизости от Фронтинака; но для тех, кто привык иметь дело с деревом, ничего не стоило проделать дыру в сосновых бревнах.— Охотник замолчал, осторожно оглядел камеру, потом, засмеявшись, слегка сдвинул стюарда в сторону и, убрав постель, показал в стене дыру, проделанную, как видно, недавно с помощью деревянного молотка и стамески.— Тут надо только чуть ударить, все вылетит наружу, и тогда...

— Вперед! Вперед!—закричал Бенджамен, вдруг очнувшись.— Вперед, в открытое море! Ты их только лови получше, своих бобров, а уж я буду крепко держаться за эти бобровые шапки.

— Боюсь, с этим парнем не оберешься хлопот,— сказал Натти.— Коли на наш след нападут скоро, мешкать нам будет нельзя, а этот вряд ли сможет быстро бежать.

— Бежать?— откликнулся стюард.— Не бежать, а отступать от курса, и давайте-ка откроем бой.

— Замолчите! — приказала Элизабет.

— Есть, мэм!

— Не может быть, чтобы вы покинули нас, Кожаный Чулок,— проговорила мисс Темпл.— Умоляю вас, подумайте о том, что вас ждет: вы будете вынуждены жить только в лесу, а ведь вы стареете. Потерпите немного, и вы сможете выйти отсюда открыто, с честью.

— Разве можно здесь охотиться на бобров?

— Нет. Но я же принесла вам деньги на уплату штрафа, а через месяц вы будете свободны. Смотрите, вот они, золотые монеты...

— Золотые? Давненько не доводилось мне видеть золотую монету,— произнес Натти с каким-то детским любопытством.— В войну у нас их было сколько угодно, как сейчас медведей в лесах. Помню, убили одного солдата из армии Дискау и нашли у него дюжину золотых — в рубашке были зашиты. Я их своими глазами видел, хотя не я их вырезал. Только те монеты были побольше и блестели ярче, чем эти.