Джеймс Купер - Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

— А белый вождь всегда пускает порох в лицо собратьям?

— Разве он дает промах, когда хочет убить? — возразил Дункан с хорошо разыгранной надменной улыбкой.

За этими нравоучительными вопросами и находчивыми ответами вновь последовала долгая выжидательная пауза. Дункан понимал, что индеец колеблется. Чтобы закрепить за собой победу, майор собрался было вновь перечислить награды, но Магуа выразительным жестом остановил его и сказал:

— Довольно. Лисица — мудрый вождь, а как он поступит — будет видно. Иди и держи рот закрытым. Когда Maгya заговорит, у тебя найдется время ответить.

Заметив, что его собеседник с опаской поглядывает на остальных индейцев, Хейуорд немедленно отошел, чтобы не навлечь на себя подозрений в сговоре с их предводителем. Магуа возвратился к лошадям и сделал вид, будто очень доволен усердием и ловкостью сотоварищей. Затем знаком велел офицеру помочь девушкам сесть в седло: до употребления английского языка он снисходил только при крайней необходимости, а ее сейчас не возникло.

Благовидных причин для дальнейшего промедления больше не было, и Дункан нехотя подчинился приказу. Подсаживая спутниц, которые из боязни увидеть свирепые лица победителей не отрывали глаз от земли, он шепнул дрожащим девушкам о своих воскресших надеждах. Кобылку Давида увели с собой индейцы, последовавшие за предводителем-исполином, и псалмопевцу, равно как Дункану, пришлось продолжать путь пешком. Однако молодой офицер нисколько об этом не сокрушался, так как, двигаясь медленно, мог задержать весь отряд. Он все еще тоскливо посматривал в сторону форта Эдуард, тщетно надеясь обнаружить в лесу признаки того, что к ним спешат на выручку.

Когда сборы закончились, Магуа дал знак выступать и первым тронулся в дорогу, чтобы самолично вести отряд. За ним шагал Давид, все яснее осознававший истинное положение вещей, по мере того как утихала боль от раны. За ним ехали сестры, Хейуорд держался рядом с ними, а по сторонам и сзади отряда шли индейцы, с неусыпной бдительностью наблюдавшие за пленниками.

Так шествовали они в полном молчании, которое нарушали только Хейуорд, временами обращавшийся к девушкам со словами утешения, да Давид, изливавший душу в жалобных восклицаниях и полагавший, что выражает этим покорность судьбе. Отряд двигался к югу, в направлении, прямо противоположном форту Уильям-Генри. Магуа точно выполнял решение, единодушно принятое индейцами на совете, и тем не менее Хейуорд не верил, что краснокожий так скоро забыл о его соблазнительных предложениях; кроме того, он слишком хорошо знал, что индеец никогда не избирает прямой путь, особенно в тех случаях, когда обстоятельства требуют изворотливости и хитрости. Миля за милей двигался отряд по нескончаемому лесу, но конца путешествию не было видно. Майор поглядывал на полуденное солнце, лучи которого пробивались сквозь листву, и ждал, когда же Магуа выберет дорогу, лучше отвечающую его, Хейуорда, намерениям. Иногда ему казалось, что хитрый индеец, не видя возможности безопасно обогнуть расположение армии Монкальма, держит путь к хорошо известному пограничному поселению, где проживал один заслуженный офицер королевской армии, большой друг Шести племен и владелец обширного поместья. Разумеется, Хейуорд предпочитал попасть к сэру Уильяму Джонсону, чем затеряться в чащах Канады, но и для этого надо было пройти по лесу много-много миль, а каждый шаг уводил его все дальше от театра военных действий, куда его призывали не только честь, но и долг.

Одна только Кора не забыла прощальных наставлений разведчика и все время искала случая заломить или загнуть попадавшиеся под руки ветки. Но гуроны были настолько бдительны, что принять эту меру предосторожности оказалось и трудно и опасно. Зоркий, настороженный взгляд индейцев неизменно заставлял девушку отказываться от своего намерения и делать вид, будто она испугалась или поправляет платье. Один-единственный раз ей удалось обломать большую ветку сумаха и в ту же секунду уронить перчатку. Этот знак для друзей, которые, может быть, уже следовали за ними, был замечен одним из гуронов; индеец поднял перчатку и обломал на кусте другие ветви, чтобы дело выглядело так, словно они искалечены каким-то запутавшимся в них животным; затем он положил руку на томагавк и бросил на Кору настолько выразительный взгляд, что ей поневоле пришлось оставить всякие попытки украдкой отметить свой путь.

Обе шайки индейцев вели с собой лошадей; значит, надежда на то, что друзья смогут найти их по следам, тоже не оправдалась.

Хейуорд уже раз двадцать собирался обратиться к вожаку с вопросом, но мрачное молчание дикаря никак не поощряло его намерения. Магуа редко оборачивался и до сих пор не произнес ни слова. Руководствуясь только положением солнца да еле видными приметами, понятными одним туземцам, он шел через пустоши и плодородные лощинки, переправлялся через ручьи и речки, поднимался на холмы и спускался с них, и чутье помогало ему преодолевать все эти препятствия почти по столь же прямой линии, по какой летит птица. Он ни разу не остановился, не замедлил шаг, не заколебался. Как бы ни изменялась тропа, которая то была еле различима, то вовсе исчезала, то, напротив, расстилалась впереди наторенной дорожкой, уверенность ни на секунду не покидала Магуа. Казалось, он не знает, что такое усталость. Когда бы измученные путники ни отрывали глаз от сухой листвы, усеивавшей дорогу,— впереди между деревьями неизменно маячила темнокожая фигура Лисицы, и легкие перья на его голове, которой он почти не поворачивал, колыхались в такт быстрым шагам.

Но усердие и поспешность индейца оказались не напрасны. Пройдя через глубокую лощину, по дну которой струился ручеек, он повел отряд в гору по такому крутому и неприступному склону, что сестрам пришлось спешиться. Достигнув вершины холма, путники очутились на ровной, скудно поросшей деревьями площадке. Под одним из них уже растянулся на земле Магуа, решивший, очевидно, дать себе отдых, который был не меньше нужен и остальным.

Индеец выбрал для желанного привала один из тех крутых пирамидальных холмов, которые так часто встречаются на равнинах Америки и весьма походят на искусственные сооружения. Холм этот был высокий, крутой, с плоской, как всегда, вершиной и с необыкновенно обрывистым склоном. Единственное преимущество этого места отдыха заключалось в том, что высота и форма холма почти исключали возможность неожиданного нападения и очень облегчали оборону. Хейуорд, однако, уже не ждал, что их выручат,— время и расстояние делали эту перспективу маловероятной,— а потому оглядел холм безучастными глазами и полностью посвятил себя заботам о своих более слабых спутниках, всячески стараясь подбодрить их. Нэррегенсетов пустили ощипывать листья с деревьев и кустов, разбросанных там и сям по вершине холма, а майор разложил оставшуюся провизию под сенью бука, чьи горизонтальные ветви балдахином нависали над ними.