Бернард Корнуэлл - Смерть королей

— Что вы хотите прояснить? — спросил я.

Архиепископ Плегмунд придвинул свечу, чтобы осветить пергамент:

— Нам сообщили о твоих действиях этим летом, — сказал он.

— И вы хотите поблагодарить меня, — уточнил я.

Холодные, острые глаза уставились на меня. Плегмунд был известен как человек, отказывающий себе во всех удовольствиях, еде ли, женщинах или роскоши. Он служил своему богу в лишениях, молясь в уединении, и был отшельником.

Почему народ считает это достойным восхищения — не знаю, но он внушал благоговение христианам, которые пришли в восторг, когда тот отказался от тягот отшельничества и стал архиепископом.

— Весной, — произнес он тонким, четким голосом, — ты встречался с человеком, который зовет себя ярлом Хэстеном, после чего поехал на север, во владения Кнута Ранульфсона, где советовался с ведьмой Эльфадель. Оттуда ты проследовал в Снотенгахам, занятый в настоящее время Сигурдом Торсоном, а после — снова к ярлу Хэстену.

— Все так, — с легкостью подтвердил я, — только вы кое-что не упомянули.

— И вот начинается ложь, — прорычал Ассер.

Я недовольно посмотрел на него:

— Твоя мать тужилась на горшке, когда родился ты?

Плегмунд снова ударил по столу.

— И что же мы не упомянули?

— Ма-а-аленькую правду, что я сжег флот Сигурда.

От духа враждебности, витавшего в комнате, Осферт выглядел все более встревоженным и теперь, не сказав мне ни слова и без малейших возражений со стороны священников, сидящих за покрытым скатертью столом, проскользнул к двери. Они дали ему уйти. Им нужен был я.

— Флот был сожжен, мы знаем, — произнес Плегмунд, — и знаем причину.

— Так скажи мне.

— Это был знак датчанам, что не будет никакого отступления по воде. Сигурд Торсон сказал своим сторонникам, что их судьба — захватить Уэссекс, и в доказательство этого сжег свои корабли, чтобы продемонстрировать, что пути назад нет.

— Ты веришь в это? — спросил я.

— Это и есть правда, — рявкнул Ассер.

Ты не распознаешь правду, даже если ее забить тебе в глотку топорищем, — сказал я, — и ни один лорд с севера не будет жечь свои корабли. Они стоят золота. Их сжег я, а люди Сигурда пытались убить меня, когда я это делал.

— О да, никто и не сомневается, что ты был там, когда их сожгли, — сказал Эркенвальд.

— И ты не отрицаешь, что советовался с ведьмой Эльфадель? — спросил Плегмунд.

— Нет, как и не отрицаю уничтожения армий датчан под Фирнхаммом, а в прошлом году под Бемфлеотом.

— Никто и не отрицает твои прошлые заслуги, — отозвался Плегмунд.

— Когда это было тебе удобно, — кисло прибавил Ассер.

— А отрицаешь ли ты, что лишил жизни аббата Деорлафа из Букестанеса? — спросил Плегмунд.

— Я выпотрошил его как рыбу, — ответил я.

— Ты не отрицаешь этого? — поразился Ассер.

— Я горжусь этим, — сказал я, — как и убийством двух других монахов.

— Запишите это! — прошипел Ассер служкам, но это было излишне, они и так писали свои каракули.

— В прошлом году, — произнес епископ Эркенвальд, — ты отказался присягнуть на верность этелингу Эдварду.

— Верно.

— Почему?

— Потому что устал от Уэссекса, — ответил я, — устал от священников, устал от разговоров о воле вашего бога, устал слышать, что я грешник, устал от вашей бесконечной проклятой бессмыслицы, устал от этого пригвожденного тирана, которого вы называете богом, и который хочет от людей одного — чтобы все были жалкими.

И я отказался от присяги, потому что моя цель — вернуться на север, в Беббанбург, и убить всех, кто его удерживает, а если я присягну Эдварду, то не смогу сделать этого, если вдруг у него на меня будут другие планы.

Это была не самая тактичная речь, но я не был расположен к тактичности. Кто-то — я предполагал, что это был Этельред — очень сильно постарался, чтобы уничтожить меня, и задействовал для этого силы духовенства, и мне предстояло бороться с этими жалкими подонками.

Казалось, я преуспел, по крайней мере, в их унижении. Плегмунд скривился, Ассер осенил себя крестным знамением, глаза Эркенвальда были закрыты. Два младших священника писали быстрее, чем когда-либо.

— Пригвозжденного тирана, — медленно повторил один из них, царапая пергамент пером.

— И кому же в голову пришла такая умная мысль — послать меня в Восточную Англию, чтобы Сигурд мог меня убить? — потребовал я ответа.

— Король Эорик уверил нас, что Сигурд явился без приглашения, и если бы он знал, то атаковал бы его воинов, — пояснил Плегмунд.

— Эорик просто эрслинг, — ответил я, — и если вы не знаете, архиепископ, то эрслинг — это что-то похожее на епископа Ассера и выпавшее из задницы.

— Ты должен быть почтителен! — прорычал Плегмунд, уставясь на меня.

— Почему? — требовательно спросил я.

Услышав это, он моргнул. Ассер что-то быстро и требовательно зашипел ему в ухо, а епископ Эркенвальд пытался выведать у меня что-нибудь полезное.

— Что поведала тебе ведьма Эльфадель? — спросил он.

— Что сакс уничтожит Уэссекс, — ответил я, — что датчане победят, а Уэссекса не будет.

Все трое насторожились при этих словах. Хотя они и были христианами и даже могущественными христианами, но у них не было защиты от настоящих богов и их магии.

Они были напуганы, хотя никто не перекрестился, потому что сделав это, они подтвердили бы, что языческие пророчества могут оказаться правдой, а друг перед другом они предпочли бы это отрицать.

— И кто же этот сакс? — прошипел Ассер.

— Это то, зачем я приехал в Винтакестер, — чтобы рассказать об этом королю.

— Так расскажи нам, — потребовал Плегмунд.

— Я расскажу королю, — отказался я.

— Ты змея, — прошипел Ассер, — ночной вор! Сакс, который уничтожит Уэссекс — ты!

Я плюнул в знак насмешки, но плевок не достиг стола.

— Ты приехал сюда, — устало сказал Эркенвальд, — из-за женщины.

— Прелюбодей! — рявкнул Ассер.

— Это единственное объяснение твоего присутствия здесь, — сказал Эркенвальд и посмотрел на архиепископа, — sicut canis qui revertitur ad vomitum suum.

— Sic inprudens qui iterat stultitiam suam, — в тон ему ответил архиепископ.

На мгновение мне показалось, что они проклинают меня, но убогий епископ Ассер не смог удержаться от демонстрации своей учености, дав мне перевод:

— Как собака возвращается к своей блевотине, так и дурак возвращается к своему разврату.

— Слова Господа, — произнес Эркенвальд.

— И мы должны решить, что же с тобой делать, — сказал Плегмунд, и при этих словах воины Годрика приблизились. Я знал о копьях позади меня. В огне треснуло полено, рассыпав искры на тростниковый пол, который задымился.

Обычно слуга или один из воинов бросился бы вперед, чтобы затоптать крошечные язычки пламени, но никто не двинулся. Они хотели, чтобы я умер.