Бернард Корнуэлл - Смерть королей

Он вздохнул.

— Я только что отправил еще одного человека с приказом, что они должны отступить, — он помедлил, нахмурившись. — Я ведь прав? — спросил он меня, нуждаясь в поддержке.

Я не ответил. Я молчал, потому что наконец понял, что делают Норны. Я увидел узор на полотне всех наших жизней и понял, в конце концов, что война находилась на гранью всякого понимания. У меня, должно быть, было очень удивленное выражение лица, потому что Эдвард уставился на меня.

— Мой король, — сказал я, — прикажи армии идти обратно через мост, а потом присоединиться к Сигельфу. Ты понял меня?

— Ты хочешь, чтобы я… — начал он озадаченно.

— Всей армии! — прокричал я. — До единого человека! Немедленно пошли армию к Сигельфу! — я кричал на него, как будто он был моим прислужником, а не королем, потому что если бы он сейчас ослушался меня, он не был бы больше королем. Может быть, уже было слишком поздно, но не было времени это ему объяснять. Нужно было спасать королевство. — Отправь их немедленно, — рявкнул я ему, — по тому же пути, что мы пришли, обратно к Сигельфу, и поспеши!

И я побежал за своим конем.

Я взял дюжину своих воинов. Мы повели лошадей через мост, затем сели в седла и направились по дороге на Хантандон. Ночь была черна, черна и холодна, дождь бил по нашим лицам, и мы не могли ехать быстро.

Я помню, что на меня напали сомнения. Предположим, что я ошибаюсь? Если я ошибся, то я вел армию Эдварда обратно на то поле сражения, которое выбрали датчане.

Я бросал ее на изгиб реки, с датчанами по обеим сторонам, но я отмел свои сомнения. Всё было бессмысленно, а теперь всё приобрело смысл, всё, кроме пожаров, которые горели далеко на севере.

Днем там был один столб дыма, а теперь я мог различить три ярких огня, их присутствие выдавало отраженное свечение в низких облаках.

Зачем бы датчане стали сжигать дома или деревни в землях короля Эорика? Это была еще одна загадка, но не та, которая меня сейчас беспокоила, потому что костры были далеко за Хантандоном.

Через час нас окликнул часовой. Он был одним из моих людей и повел нас туда, где в маленьком леске стоял Финан.

— Я не отступил — объяснил он, — потому что Сигельф не сдвинулся с места. Бог знает почему.

— Помнишь, когда мы были в Хрофесеастре и разговаривали с епископом Свитвульфом? — спросил я его.

— Помню.

— Что они грузили на корабли?

Финан на мгновение замолчал, поняв, что я имею в виду.

— Лошадей, — тихо сказал он.

— Лошадей для Франкии, — сказал я, — а Сигельф пришел в Лунден и заявил, что у него недостаточно лошадей для всех воинов.

— И теперь сотня его людей является частью лунденского гарнизона, — сказал Финан.

— И они готовы открыть ворота, когда придут датчане, — продолжил я, — потому что Сигельф принесет клятву Этельволду или Сигурду, или любому, кто пообещает ему трон Кента.

— Иисус и Иосиф, — вымолвил Финан.

— И датчане не были нерешительны, — заметил я, — они ждали, когда Сигельф присягнет на верность. Теперь они это получили, и ублюдок из Кента не отступает, потому что ждет, что датчане присоединятся к нему, а может быть, уже присоединились, и они думают, что мы едем на запад, а они быстро поскачут на юг, и люди Сигельфа в Лундене откроют ворота, и город падет, пока мы будем дожидаться этих ублюдков в Беданфорде.

— Так что нам делать? — спросил Финан.

— Остановить их, конечно же.

— Как?

— Притворившись врагом, конечно же, — сказал я.

Как же еще?

Сомнения ослабляют волю. Предположим, что я ошибался? Предположим, что Сигельф был просто упрямым старым глупцом, который и правда думал, что было слишком темно для отступления? Но хотя меня и одолевали сомнения, я продолжал вести своих людей на восток, через болото, которое примыкало к строю Сигельфа справа.

Поднялся резкий ветер, ночь была морозной, со злобным дождем в кромешной тьме, и если бы не костры кентских воинов, мы бы наверняка заблудились.

Множество огней обозначали местоположение Сигельфа, огней на севере тоже прибавилось, это говорило о том, что некоторые датчане перешли реку и теперь спасались от непогоды в лачугах вокруг старого римского дома. Еще дальше на севере виднелось три загадочных огня, отсветы от горящих домов, которые я не мог объяснить.

Очень многое, не только дальние пожары, не поддавалось пониманию. Некоторые датчане перешли реку, но огни на северном берегу подсказывали мне, что большинство осталось в Хантандоне, что было странно, если они собирались двигаться на юг.

Люди Сигельфа не сдвинулись с места, на котором я их оставил, между ними и ближайшими датчанами образовалась брешь, и она была моей возможностью.

Я оставил лошадей позади, все они были привязаны в леске, и мои воины шли пешком, неся щиты и оружие. Огни указывали нам путь, но до ближайшего зарева было очень далеко, и мы не могли разглядеть поверхность, поэтому спотыкались, падали, продирались, пробирались и прокладывали путь через болото.

По меньшей мере один раз я оказался по пояс в воде, грязь прилипала к обуви, а пучки травы сбивали меня с толку, а тем временем встревоженные птицы с криком поднялись в воздух, и этот шум, думал я, непременно должен предупредить врагов о нашем присутствии на их берегу, но они, кажется, ничего не заметили.

Иногда я лежу без сна долгими старческими ночами и думаю о тех безумствах, которые совершил, о риске, о жребии, который бросал вызов богам. Я вспоминаю атаку Бемфлеота или схватку с Уббой, или подъем на холм в Дунхолме, но ни одно из этих воспоминаний не может сравниться с той холодной, сырой ночью в Восточной Англии.

Я вел сто тридцать четыре воина сквозь зимнюю тьму, и мы нападали между двух вражеских армий, которые в совокупности насчитывали по меньшей мере четыре тысячи человек.

Если бы нас заметили, атаковали, разбили, нам некуда было бы бежать и негде было бы прятаться, кроме как в своих могилах.

Я приказал своим датчанам быть в авангарде. Людям вроде Ситрика и Ролло, чей родной язык был датский, воинам, которые пришли служить мне, после того как потеряли своих лордов, воинам, которые поклялись мне в верности, хоть мы и сражались против датчан.

У меня было семнадцать таких человек, и к ним я добавил дюжину своих фризов.

— Когда нападем, — объяснил им, — кричите «Сигурд».

— Сигурд, — сказал один из них.

— Сигурд! — повторил я, — Воины Сигельфа должны думать, что мы датчане.

Я дал указания своим саксам:

— Кричите «Сигурд!» Это ваш боевой клич, пока не протрубит рог. Кричите и убивайте, но когда услышите рог, будьте готовы отступить.

Это будет танец со смертью. По какой-то причине я вспомнил бедного Лудду, убитого у меня на службе, и его слова, что волшебство заключается в том, чтобы заставить человека верить в одно, когда на самом деле происходит другое.