Эмма Орци - Коварство и честь

— Позвольте немного перефразировать, дорогая леди. Когда-нибудь изысканная дама Тереза Кабаррюс, Эгерия Террора, невеста великого Тальена, может попросить помощи Лиги Алого Первоцвета.

— Я скорее умру, чем буду искать вашей помощи, милорд, — спокойно возразила она.

— Здесь, в Дувре, возможно, но во Франции… А ведь вы сказали, что возвращаетесь во Францию, невзирая на Шовелена, его коварные бесцветные глаза и подозрительность в отношении вас.

— Но если вы так дурно думаете обо мне, — парировала она, — почему предлагаете помощь?

— Потому что, — весело ответил он, — если не считать моего друга Шовелена, я еще никогда не встречал столь занимательного противника. И мне доставит необычайное удовольствие оказать вам услугу.

— Хотите сказать, что рискнете своей жизнью, чтобы спасти мою?

— Нет. Я не стану рисковать своей жизнью, дорогая леди, — заверил он с обычной загадочной улыбкой. — Но сделаю все — помоги мне Бог, — сделаю все, чтобы спасти вашу… если возникнет такая необходимость.

И с очередным церемонным поклоном сэр Перси распрощался, оставив ее стоять на крыльце и смотреть вслед его высокой удалявшейся фигуре, пока он не скрылся за поворотом.

Кто бы угадал ее мысли и чувства в этот момент? Никто… даже она сама. Тереза Кабаррюс встречала немало мужчин, покоряла и дурачила многих. Но впервые столкнулась с таким человеком. Сначала ей показалось, что она сумела заинтересовать его. Он казался тронутым ее судьбой, серьезным, участливым, дал слово, что никогда не выдаст ее, и ее безошибочный инстинкт, инстинкт авантюристки, твердил, что этому можно доверять. Не опасался ли он ее?

Тереза не могла сказать наверняка. У нее не было опыта общения с такими мужчинами. Он сказал, что не предаст ее, потому что любит игры… Все это крайне странно и очень таинственно.

Она еще долго стояла на крыльце. Из квадратного окна-фонаря доносились смех и болтовня. Иногда по улице с песнями и хохотом проходили веселые компании матросов и их подружек. Но здесь этот шумный мир казался далеким, словно она оставалась одна в созданном ею самой мире. Закрыв глаза и уши, отстранившись от жизни, бурлившей вокруг, она могла представить, что по-прежнему слышит веселый, ленивый, чуть тягучий голос человека, которого ей поручено наказать. Что видит высокую фигуру и смеющееся лицо, с глазами, иногда загоравшимися будто потусторонним светом, и твердыми губами, так легко раздвигавшимися в улыбке. Видит человека, который так любит игры, что поклялся не предавать ее, и, в свою очередь, игнорировал риск попасть в ловушку.

И что же?! Он отверг и оскорбил ее. Письмо, оставленное им после похищения Бертрана Монкрифа из ее квартиры, ужалило и задело ее гордость, как ничто и никогда раньше. Значит, этот человек должен быть наказан, причем таким образом, чтобы у него не оставалось сомнений, кто именно нанес удар. Однако это будет куда труднее, чем позволяла себе верить прекрасная Тереза Кабаррюс.

Через несколько минут задумчивая Тереза появилась в узком холле «Приюта рыбака». В гостинице царило оживление по причине прибытия их милостей с компанией леди и джентльменов из Франции, и хозяева суетились, устраивая гостей на ночь. Тереза Кабаррюс в обличье молодого матроса вызывала лишь случайный интерес: беженцы всех возрастов и мастей достаточно часто встречались в этих местах, поэтому она спокойно переоделась в мужской костюм, чтобы сыграть сложную роль, изобретенную для нее Шовеленом. Конечно, кто-то задавал вопросы относительно таинственного юнги, которого оставили отдыхать и обедать в крошечной гостиной, но, узнав, что он исчез, не поблагодарив за спасение, все тут же о нем позабыли.

Путешественники из Франции, изнемогая от усталости и пережитых потрясений, давно разошлись по своим комнатам.

Молодые английские аристократы отправились либо к друзьям по соседству, либо, как сэр Эндрю Фоукс и лорд Энтони Дьюгерст, уехали еще в начале вечера, чтобы до ночи успеть добраться до Эшфорда или даже до Мейдстона и тем самым уменьшить расстояние, все еще отделявшее их от родных и любимого дома.

Из столовой по-прежнему доносились шум и смех. Тереза мельком увидела обитателей «Приюта рыбака» и самих рыбаков, игравших в карты или в кости. Хозяин тоже был тут, занятый, как обычно, оживленным разговором с наиболее почетными гостями, сидевшими у камина.

Тереза бесшумно проскользнула мимо стеклянной двери. Прямо перед ней под прямым углом шел второй коридор, куда вели две-три ступеньки. Она на цыпочках прошла туда и огляделась, пытаясь вспомнить расположение различных комнат. Слева большая перегородка отделяла коридор от маленькой гостиной, где она по прибытии нашла приют. Правый проход заканчивался кухней, откуда слышались стук посуды и пронзительные женские голоса.

Тереза поколебалась. Сначала она хотела найти мистрис Уайт и узнать, есть ли еще свободная комната, но легкий стук или движение в гостиной заставили ее повернуться. Она всмотрелась в стекло на двери. Комната была слабо освещена маленькой масляной лампой, свисавшей с потолка. Огонь все еще тлел в камине, а рядом, глядя в угли и зажав руки между коленями, сидел на низком табурете Бертран Монкриф.

Тереза с трудом подавила вопль изумления, рвавшийся из горла. На мгновение она даже подумала, что тусклый свет и ее разгоряченное воображение играют с ней фантастические фокусы. Но все же бесшумно приоткрыла дверь и вошла в комнату. Бертран не шевельнулся, очевидно, не слышал, а если бы и поднял глаза, увидел бы плохо одетого паренька, посмевшего потревожить его уединение. Пока он был погружен в мрачные размышления, Тереза потихоньку сдвинула шторы, висевшие на стеклянной перегородке, чтобы ничей любопытный глаз не увидел их встречи. И только потом тихо прошептала:

— Бертран!

Он словно пробудился ото сна, поднял голову и увидел Терезу. Провел по лбу трясущейся рукой и неожиданно осознал, что она действительно здесь, рядом с ним, во плоти. Хриплый крик вырвался из горла, и в следующий момент он уже стоял на коленях у ее ног, спрятав лицо в складках ее плаща.

Все его тревоги, печаль и даже удивление утонули в радости видеть ее. Он плакал как дитя, повторяя ее имя, и покрывал поцелуями колени, руки, ноги в грубых сапогах. Она стояла неподвижно, глядя на него сверху вниз, позволяя себя целовать, губы ее слегка кривились в неопределенной усмешке, но глаза торжествующе сверкали.

Наконец он поднялся, и Тереза позволила подвести себя к креслу перед камином. Она села, а он снова встал перед ней на колени, обняв за талию и положив голову ей на грудь. Впервые в жизни он был так безоглядно счастлив. Перед ним была не прежняя властная Тереза, нетерпеливая и надменная, а иногда и жестокая, как в тот последний вечер, когда он думал, что больше никогда ее не увидит. Сейчас она была такая, какой впервые прибыла в Париж из Бордо, с репутацией идеалистки и необычайно умной женщины, красавицы, покорившей его великодушием и снисходительностью.