Вольф Серно - Странствия хирурга: Миссия пилигрима

Прошла уже неделя с того дня, как он начал лечить катар желудка у Аны, и, слава Богу, ей полегчало. Но он не мог отделаться от ощущения, что именно с того дня что-то изменилось в Нине. Она уже не выглядела так естественно, стала недоступной и замкнутой. Витус не мог сказать, в чем это проявлялось, но был уверен, что не ошибся.

— Так когда?

— Что, прости? Ах да, ты спросила, когда я собираюсь назад в Англию. Ну, честно сказать, я не слишком тороплюсь. Уроки с тобой доставляют мне так много радости. — Своей последней фразой он надеялся расшевелить ее, но Нина никак не отреагировала.

— Не сомневаюсь, что ты скоро уедешь. Наверное, в Англии тебя ждет какая-нибудь женщина.

— Женщина? С чего ты взяла?

— А почему бы и нет? Это было бы вполне естественно.

— Да, конечно. Может быть, ты и права. — Витус нервно покусал нижнюю губу. «Почему она спрашивает о таких вещах? Хочет продемонстрировать, насколько ей безразлично, есть ли у меня женщина или нет?» — пронеслось в голове, но он решил не останавливаться на столь провокационном вопросе и продолжил: — Существуют мази, помогающие при самых разных жалобах, например при чесотке, слезотечении, «песке в глазах», воспалениях. При последних в воск добавляют свинцовый пластырь, квасцы и арнику.

— Ага, — буркнула Нина.

Урок тянулся дальше, медленно и уныло. Витус безуспешно пытался зародить в душе своей ученицы хотя бы искру интереса к мазям и их применению. Нина по-прежнему отвечала односложно и равнодушно. Наконец занятие кончилось, и Витус собрал свои вещи. Прощаясь, он набрался смелости и попросил разрешения немного проводить ее. К его величайшей радости, после небольшой заминки Нина ответила согласием.

Они миновали северные ворота и вскоре уже спускались вниз по склону холма в направлении Пунта-де-ла-Крус. По дороге Витус терзался мыслью, как поделикатнее спросить ее о причине столь явного охлаждения. В итоге, сам того не ожидая, он лишь сдержанно произнес:

— Похоже, будет гроза. Тебе надо поторопиться, чтобы успеть попасть домой до дождя.

— Да, — кивнула Нина. — Мама чувствует себя лучше, но все равно я стараюсь ее кое в чем заменить.

Они молча продолжили путь. Неожиданно с неба упали первые тяжелые капли дождя. В то же мгновение порыв ветра парусом надул юбки девушки, так что ей пришлось двумя руками укрощать разбушевавшуюся материю. Витус обеспокоенно поднял голову и увидел, что прямо над ними повисла огромная черная туча. Вдали сверкнула молния, сопровождаемая раскатистым ударом грома.

— Бежим! — крикнул он. — Встанем под тот дуб. Скорей, а то ты вся промокнешь!

Они бросились под раскидистую крону дерева, первые листочки которого обещали сносную защиту. Крупные капли между тем превратились в сплошную стену ливня, с шумом низвергавшуюся с небес. В воздухе резко похолодало. Витус попробовал пошутить:

— Такой шатер из листьев вполне заменит навес!

Однако Нине было не до шуток.

— Тебе холодно? — заботливо спросил он.

Девушка покачала головой.

Они еще постояли молча, наблюдая за грозой. Дождь продолжал лить как из ведра, всполохи молний и раскаты грома стали еще ближе.

— Возьми мою накидку, если тебе холодно.

— Я не мерзну, — строптиво ответила Нина, дрожа от холода.

Витуса охватила злость. «Какая упрямая девчонка! Ведь я не сделал ей ничего плохого». Не говоря ни слова, он снял с себя стеганую накидку и набросил ей на плечи.

— Не вздумай упрямиться и стаскивать ее, — строго сказал он.

— Хорошо. — С Ниной вдруг произошла метаморфоза, и она стала послушной, как ребенок.

— Так теплее?

— Да.

— Прекрасно. — Молодой человек приготовился сказать что-то вроде того, что теперь им надо только переждать, пока все закончится, но в этот момент прямо над их головами раздался оглушительный грохот, заставивший вздрогнуть обоих. Нина вскрикнула от страха и прижалась к своему спутнику. Ему не оставалось ничего другого, кроме как обнять ее. В душе Витус надеялся, что она не будет вырываться и останется в его объятиях даже вопреки правилам приличия. Вновь загрохотало, и Нина прижалась еще крепче. От ее волос опять исходил пьянящий аромат роз. Она вскинула голову и посмотрела на него в замешательстве, потом улыбнулась. В зрачках ее вспыхнули янтарные искры.

— Тебе не кажется, что гроза как нельзя более кстати?

— Почему? — спросил он севшим от волнения голосом;

— Потому что иначе ты никогда бы не обнял меня, — лукаво ответила Нина.

— Ах вот оно что, — смущенно усмехнулся Витус. — Наверное, все это время я был слеп.

— Вот именно. — Она закрыла глаза.

Он нагнулся и поцеловал ее в губы.

Такого поцелуя он не получал еще ни от кого и не дарил сам. Этот нежный и осторожный поцелуй был полон огня и заставил вспыхнуть все его естество, изумил и смутил его.

— Нина, о Нина, — услышал он свой собственный лепет, продолжая упиваться ею. И с каждым касанием их губ он все больше приближался к неведомому доселе счастью. Грусть, боль, страхи, трудности, опасности, беды и потери отступили на задний план и казались в этот миг смешными и несущественными, далекими, как парус на горизонте. — Нина, о Нина! — Он достиг вершины счастья и не собирался никому уступать его.

С Ниной, похоже, происходило то же самое. Обняв Витуса, она прижималась к нему со всей силой своей юности, страстно отвечая на его поцелуи и требуя все новых и новых.

Наконец они выпустили друг друга из объятий, потрясенные внезапно вспыхнувшей страстью, но, едва переведя дух, она снова прильнула к нему, отвела белокурую прядь от его лба и снова приникла к его губам.

— Глупенький, — прошептала она, — почему же тебе потребовалось столько времени, чтобы заметить, что я тебя люблю?

— Да, я жалкий болван! — Он вновь притянул к себе девичье тело. — Наверное, я просто не смел признаться себе в этом. Сам не понимаю, почему. Знаю только, что был изрядным остолопом. Зато сейчас я могу прокричать на весь мир: я тоже люблю тебя, Нина! Безумно люблю! И я никогда уже не отпущу тебя!

— О-о-о-о!

К своему безграничному ужасу, Витус вдруг увидел, что янтарные искорки погасли, уступив место слезам.

— Боже праведный, что случилось? Я что-нибудь не так сказал?

— Нет-нет… — Нина громко всхлипнула, засопела и попыталась улыбнуться.

Покопавшись в кармане, он вытащил платок и вытер ей слезы.

— Да что с тобой? Только что ты была такой счастливой, а теперь плачешь.

— Ах ты, глупенький, ты и вправду ничего не смыслишь в женщинах. Я же от радости плачу! Ну скажи еще раз, что ты любишь меня.

— Я люблю тебя, не сойти мне с этого места, и торжественно заявляю, что буду любить тебя вечно!

Она улыбнулась:

— Если бы ты только знал, как давно мое сердце бьется только для тебя! Я полюбила тебя в тот самый момент, когда вы с Магистром переступили порог нашего дома. Нет, даже раньше. Помнишь, когда мы увиделись в первый раз? Это было на одном из отцовских полей, когда ты так неожиданно появился там с дедушкой Эмилио. Отец представил нас всех, а когда очередь дошла до меня, я была готова провалиться сквозь землю — так громко стучало мое сердце. Но ты, естественно, этого не заметил. Никто не заметил, даже мама. Ведь все считали меня маленькой девочкой. Но мне тогда было четырнадцать, и я чувствовала себя вполне взрослой. Во всяком случае, достаточно взрослой, чтобы без оглядки влюбиться и потом страдать от этого. А когда ты ушел вместе с бродячими артистами, я целыми днями рыдала и страшно боялась, что уже никогда не увижу тебя…