Вольф Серно - Странствия хирурга: Миссия пилигрима

Витус, у которого опять освободились обе руки, взял птериготом. Это был комбинированный инструмент, имевший с одной стороны ложечку с острым концом, а с другой — лезвие. Хирург осторожно подвел ложечку под пленку и, продвигаясь все дальше и дальше, до внутреннего уголка глаза, отделил нежную мембрану от всей поверхности глазного яблока. Наконец, вынул инструмент и вместо него ввел тупой крючок, Hamus retusus.

Держа крючок левой рукой, Витус перевернул птериготом и начал специальным лезвием изнутри отделять пленку по краям. Вскоре и эта работа была завершена.

— Можешь отпустить веко, Магистр, — обратился он к другу, и тот выполнил указание с облегчением, поскольку у него уже начала затекать рука.

Рабия продолжала с прежним усердием вытирать слезы.

— Я сгораю от нетерпения, — сообщил Магистр.

— Посмотри на меня, Нгонго, — попросил Витус.

Больной послушался. Сильно моргнув несколько раз, он с удивлением убедился, что снова беспрепятственно может видеть. Витус стер две-три мелкие капельки крови, скопившиеся в уголке глаза. Мельчайшие надрезы, из которых они выступили, скоро затянутся сами собой.

Хирург отложил птериготом в сторону.

— Ну вот и все, — произнес он устало.

В этот день на Амине Эфсанех было надето широкое, не слишком эффектное платье, не оставляющее ни тени сомнений в ее благовидных помыслах. Она не стала уставлять стол расточительно изысканными яствами, как в прошлый раз, лишь позаботилась о скромной трапезе: блюда занимали теперь только середину стола. За этим столом они и сидели сейчас с Витусом.

— Помните, — дружелюбно спросила она, — как острые блюда обожгли вам вчера рот? Как видите, теперь эта опасность вам не грозит. Впрочем, маленькие шарики, которые я сегодня вам снова предлагаю, не только гасят пожар во рту, но и сами по себе очень вкусны. Возьмите хотя бы один.

Молодой человек не стал обижать хозяйку. Шарик пришелся ему по вкусу, и, прежде чем проглотить, он его тщательно разжевал.

— Чувствуется вкус меда, — заметил он. — Я и в прошлый раз обратил внимание на это. А что туда еще входит?

Хозяйка рассмеялась:

— Если бы я знала! Моя служанка Рабия покупает их на базаре. Съешьте еще, не стесняйтесь, а потом снова расскажите мне об операции.

— Почему бы и нет? — Витус отправил в рот еще один шарик. Потом начал скупыми штрихами описывать операцию. При этом так увлекся, что машинально проглотил и третий, и четвертый шарик.

— Операция была несложной, — заключил он, — совсем простой. — Он всем телом и душой почувствовал, насколько простой она была. Его охватила эйфория, быть может, вызванная тем, что вскоре он отчалит к новым берегам. Нога больше нисколько не болела. В течение всей операции, которую он делал стоя, она ни разу не напомнила о себе. Да, операция была простой. Интересно, когда же ему придется оперировать в следующий раз? И кого? А все-таки жать, что он уже покидает Танжер. Такой красивый город. Все красиво здесь, все…

Даже Амина, сидевшая напротив, красива. Некоторая жесткость ее черт, которую он отметил вчера, несмотря на мягкий огонь свечей, казалось, исчезла. Сегодня она опять зажгла свечи.

Витус затряс головой, не понимая, что за мысли вертятся у него в мозгу. У него слегка кружилась голова, и все плыло перед глазами… Очнувшись, он увидел прямо перед собой глаза Амины. Она была очень близко. Как хорошо, что она рядом! Она казалась очень красивой. Он ласкал ее груди, мягкие и податливые, ощущая твердые от возбуждения соски. У Витуса снова закружилась голова, балдахин завертелся над ним, потом остановился, и вместо него появилось прекрасное лицо Амины. Это была Амина? Кто такая вообще Амина? Лицо обрамляли… медно-рыжие волосы! Это была Арлетта, его Арлетта, которую в прошлом году у него отняла чума! И вот она ожила. Была живой, как когда-то, часто дышала и смеялась, целовала его, соблазняла и манила. Ее рука скользнула вниз, принялась ласкать его член, который и без того был достаточно твердым. Витус ощутил, как Арлетта забралась на него верхом, уселась, словно наседка на яйцах. Ха-ха, веселенькое сравненьице! Он перевернулся, чтобы Арлетта оказалась под ним, как она всегда любила. «Пришпорь меня!» — почудился ему ее крик, и он пришпорил, с силой вошел в нее, снова и снова, пока все его напряжение не растворилось в одном-единственном протяжном крике:

— Арле-е-етта-а!

Обессиленная Амина Эфсанех лежала на своей большой кровати и дрожала от ярости. Да, она пережила акт любви, дикий и необузданный, какой ей редко случалось переживать, но чувствовала себя глубоко оскорбленной: в момент высочайшей страсти мужчина, который сейчас спал рядом с ней мертвецким сном, выкрикнул имя другой женщины. Имя чужой женщины, Арлетты. За это проклятый неверный, член которого должен сгнить по воле Аллаха, будет жариться в аду! До Страшного суда! Клокоча от ненависти, она прошипела:

— Клянусь Аллахом, воинствующим, хитроумным! Ты использовал меня, как напольную вазу, в которую воткнул свой стебель. За это ты поплатишься!

Придумал! Наградой тебе будет мое общество. Я разрешаю тебе остаться у меня, и отныне ты должен ежедневно поднимать мне настроение — будешь моим паяцем, шутом, скоморохом. Да, такова моя воля! А титул твой будет: Мехмета-паши персональный смешитель!

В краткий миг просветления Витусу показалось, что он на море. Тело его тряслось и раскачивалось, словно он плыл в скорлупке в страшный шторм. Несколько раз ему становилось совсем плохо и его едва не тошнило, но в последний момент судьба благоволила к нему и вовремя лишала его сознания.

Наконец способность воспринимать окружающее вернулась к нему, и Витус, к своему огромному изумлению, обнаружил, что болтается, как мокрый мешок, за спиной у великана, перекинутый через его плечо. Так вот откуда ощущение тряски! С некоторым усилием он поднял голову и изловчился заглянуть мужчине в лицо. Оно было черным. Лицо Нгонго.

Нгонго нес его!

— Спусти меня вниз! — воскликнул он и попытался освободиться, однако яростный окрик заставил его замолчать:

— Закрой пасть! Не шевелись!

Только сейчас Витус заметил двух мужчин, шедших за Нгонго. Они были с головы до ног скрыты под одеждой и держали в руках мушкеты. Один из них грубо толкнул Нгонго дулом в спину. Негр зашатался, сделал большой шаг вперед, но все-таки удержался на ногах.

Витус вновь потерял сознание…

Первое, что он почувствовал, снова очнувшись, было неистребимое зловоние. Оно забиралось в ноздри и было таким сильным, что почти разъедало слизистую. Это была вонь человеческих экскрементов, и Витус сидел прямо в них. Вернее, на банке галеры с прикованными ногами, по щиколотку погруженными в фекальную жижу. На нем не было ничего кроме фартука. Слева от него оказался Нгонго, столь же скудно одетый, справа — двое незнакомых мужчин. А совсем сбоку, у самого борта корабля, скрючившись, сидел… Магистр.