Александр Дюма - Волчицы из Машкуля

Ответ отца привел Берту в оцепенение.

Стоит ли говорить о том, что она не поверила ни единому слову из сказанного ей маркизом.

Но ее сердце дрогнуло от одного лишь предположения, показавшегося ей наиболее вероятным: Мишель был убит или же тяжело ранен, поэтому она решила навести справки, чтобы узнать о судьбе дорогого ей человека.

Берта опросила всех вандейцев.

Ни один из них не видел Мишеля, а некоторые бойцы, движимые застарелой ненавистью к его отцу, употребили в своих высказываниях о нем слова, не менее крепкие, чем в ответе маркиза де Суде.

Берта обезумела от горя; она могла поверить в то, что сделала недостойный для себя выбор, если бы ей предъявили явные, очевидные, неопровержимые доказательства, а поскольку их не было, ее любовь лишь окрепла и разгоралась с неистовой силой под тяжестью обвинений в адрес любимого человека, и она с негодованием отвергла их, считая клеветой.

Еще недавно ее сердце разрывалось от отчаяния, а разум туманился при мысли, что Мишель пал на поле боя; теперь же известие о такой славной смерти стало бы бальзамом для ее израненного сердца, утешением в ее горе; ей хотелось поскорее узнать всю правду; у нее появилось желание вернуться в Ле-Шен, пройти по полю брани и найти его тело по примеру Эдит, искавшей Гарольда, а восстановив доброе имя любимого человека в глазах вандейцев, доказав несостоятельность оскорбительных предположений ее отца, она бы отомстила убийцам Мишеля.

Пока она раздумывала, под каким предлогом ей можно было бы находиться в хвосте колонны, чтобы, незаметно отстав, вернуться в Ле-Шен, к ней подошли замыкавшие шествие Обен Куцая Радость с Триго.

Берта перевела дух; возможно, они что-нибудь прояснят.

— Ну что, мои храбрецы, — обратилась она к ним, — нет ли у вас новостей о господине де ла Ложери?

— А! Конечно, моя дорогая мадемуазель, — ответил Куцая Радость.

— Наконец-то! — воскликнула Берта.

Затем с надеждой в голосе она спросила:

— Не правда ли, он не покинул свое подразделение, как его обвиняют?

— Нет, покинул, — ответил Куцая Радость.

— Когда?

— Перед самым боем под Месдоном.

— О Боже мой! Боже мой! — в страхе воскликнула Берта. — Вы в этом уверены?

— Абсолютно уверен. Я видел, как он пришел к Жану Уллье в Ла-Круа-Филипп, и мы даже какое-то время шли вместе по дороге на Клиссон.

— С Жаном Уллье? — воскликнула Берта. — О! В таком случае я спокойна, Жан Уллье не из тех, кто спасает свою шкуру перед сражением! И если Мишель ушел вместе с Жаном Уллье, то в его поступке нет ничего постыдного и трусливого.

Вдруг она вздрогнула от страшной мысли.

Почему Жан Уллье проявил столь неожиданный интерес к судьбе молодого человека? И почему тот пошел за Жаном Уллье, а не за маркизом?

Эти два вопроса мучили девушку и вселяли тревогу в ее сердце.

— Вы говорите, — спросила она Куцую Радость, — что видели, как они пошли в сторону Клиссона?

— Собственными глазами.

— А вы знаете, что произошло под Клиссоном?

— Это слишком далеко от нас, чтобы располагать подробностями, — ответил трактирщик. — Хотя к нам недавно пришел парень из Сент-Люмина, так он рассказал, что слышал сильнейшую перестрелку со стороны Севра, начавшуюся в десять часов утра.

Берта промолчала, но ее мысли потекли совсем в другом направлении.

Она решила, что в своей ненависти Жан Уллье нарочно повел Мишеля на верную смерть.

Берта себе представила, как несчастный юноша лежал окровавленный на земле, всеми покинутый и одинокий, и некому было протянуть ему руку помощи среди политых кровью пустынных ланд.

Ей уже слышалось, как он зовет ее на помощь.

— Вы знаете кого-нибудь, кто бы мог отвести меня к Жану Уллье? — спросила она Куцую Радость.

— Сегодня?

— Прямо сейчас.

— Но на дорогах полным-полно красных штанов!

— Есть еще и тропинки.

— Но вот-вот наступит ночь!

— Ночью дороги только безопаснее. Найдите мне проводника, или я отправлюсь одна.

Мужчины переглянулись.

— Кроме меня, вы не найдете другого проводника, — сказал Обен Куцая Радость, — разве я не обязан вашей семье? Впрочем, мадемуазель Берта, вы не далее как сегодня оказали мне неоценимую услугу, когда сразили насмерть гвардейца, уже приготовившегося проткнуть меня штыком, чего я не забыл.

— Хорошо! В таком случае ждите меня на этом хлебном поле, — сказала Берта, — не пройдет и четверти часа, как я присоединюсь к вам.

Куцая Радость и Триго улеглись среди колосьев, а Берта, ускорив шаг, нагнала Малыша Пьера и вандейцев, когда они уже входили на мельницу Жаке.

Она быстро поднялась в узкую комнату, которую занимала вместе с сестрой, и, торопливо сняв запачканную кровью одежду, натянула на себя крестьянское платье. Спустившись вниз и увидев Мари, оставшуюся ухаживать за ранеными, она не посвятила ее в свои планы, а ограничилась лишь тем, что попросила не волноваться, если она не появится до завтрашнего дня.

Затем Берта вышла на ту же дорогу, по которой она только что пришла на мельницу.

Какой бы спокойной ни хотела выглядеть Берта, Мари догадалась по ее изменившемуся лицу о том, что творилось у нее на душе.

Ей было известно об исчезновении Мишеля, и она ни на секунду не сомневалась в том, что неожиданный уход Берты связан с этим.

Но после всего того, что произошло накануне, Мари не решилась задать вопрос Берте.

И только новая тревога поселилась в ее и без того истерзанной душе, а когда ее позвали к Малышу Пьеру, чтобы сопровождать его к новому убежищу, она упала на колени и обратилась к Богу с горячей мольбой, чтобы принесенная ею жертва не оказалась напрасной, чтобы Бог не оставил своей милостью жениха Берты и предохранил его от ран и бесчестья.

Пока вандейцы вели под Ле-Шеном героический, хотя и напрасный бой, сорок два их соратника у замка Ла-Пенисьер де Ла Кур держали оборону, которая навсегда войдет в историю.

Сорок два роялиста, входившие в состав отряда города Клиссона, отправились с заданием дойти до местечка Кюган и разоружить национальных гвардейцев. Разразившаяся жуткая гроза, расколовшая пополам небо над их головами, вынудила роялистов искать пристанище в замке Ла-Пенисьер; тут же его стены окружил предупрежденный о передвижении маленького отряда батальон 29-го линейного полка.

Замок Ла-Пенисьер представлял собой старое двухэтажное здание с чердаком; в его стенах было проделано пятнадцать амбразур самой разнообразной формы. Рядом с замком приютилась маленькая часовня. А далее до самой долины реки простиралась широкая степь, рассеченная живой изгородью на отдельные участки и превратившаяся из-за обильно выпавших дождей в настоящее озеро.